— Уйди пораньше. У нас новость. Отец уезжает в Запорожье. На год. Его там назначили директором ГЭС.
Я говорю, что приеду, как только смогу.
— Ты хоть сильно не напивайся там, — мать говорит. — Отец этого не любит.
«А я не люблю его кислую физиономию», — думаю я про себя. Пожарив мясо, мы всё заносим внутрь и продолжаем пить. Честно сказать, я очень сильно напился еще на улице. Мне много не надо, я худой и выпиваю редко. Только пиво с приятелями по работе. Поэтому и судить не могу — кто был пьян, а кто нет. Лёха пытался вызвать такси Андрею и долго объяснял, как ехать в парк. Диспетчер сказала, что не может туда отправить машину.
Андрей говорит, что ничего страшного, он еще посидит. Он как будто и отрезвел немного. Ходит разглядывает мишени и спортивные луки в углу. Спрашивает у Светы, что это за луки. Что за стрелы. Света, как оказалось, работает в тире у Коли.
Вадим говорит, что она даже в Олимпиаде участвовала. Коля и Вадим — нормальные добрые мужики. Мы мило беседуем, сыпем анекдотами, говорим про рыбалку. Коля здесь — хозяин, арендует павильон.
Вадим работает на СТО неподалёку. Пальцы у него в ссадинах. Грязные от мазута. Света включила магнитофон и танцует с Лёхой. Жуткая зарубежная попса. Я к музыке равнодушен. Не разбираюсь совсем — даже не знаю, что точно нравится слушать.
— В детстве я всегда мечтал, чтобы мой папа или дед были директорами в Парке Победы. Чтоб я мог с утра до вечера на аттракционах кататься, играть в морской бой… — говорю я.
— Ну я же не директор, — Коля отвечает.
Я поднимаю рюмку и уже толкаю тост:
— Желаю, чтоб у каждого ребёнка был такой папа, как ты!
Мы выпиваем втроём. Подбегают Света с Лёхой. Тянут нас за руки танцевать. Мы танцуем. Зовём Андрея. Андрей протрезвел, такой добрый неуклюжий толстячок. С намечающейся лысиной. Танцует, всем улыбается.
Мне звонит мать. Она по голосу чувствует, что я уже крепко выпил:
— Ну что, когда домой заедешь? — говорит она осуждающим строгим голосом, как во времена моей юности, когда я гулял на дискотеке и приходил домой в три утра в обрыганной майке и с перегаром.
— Хорошо, — отвечаю я. Это единственное слово, которое я могу произнести не запинаясь.
— Хорошо, — повторяю я, как много лет назад повторял, сидя за столиком где-нибудь в «Ноте». Где опасно, интересно, пьяно и накурено.
— Что хорошо? — строго спрашивает она. Ничего не изменилось. Наши отношения застыли на уровне восьмого класса. В классе восьмом мы последний раз и говорили нормально. Без осуждений. Без подозрений. Без придирок и ненависти.
— Буду, — говорю. Она что-то отвечает. Я плохо слышу. Музыка громко играет. Выхожу во внутренний дворик. Там темень, я спотыкаюсь о низкое железное ограждение возле детской карусели и падаю. Телефон вылетает. Я больно ударяюсь подбородком о землю. Где-то под каруселью светится дисплей телефона. Я шарю рукой в лежачем положении и нащупываю его. Подношу к уху.
— Алё… ты слышишь меня? — рассерженно спрашивает мать.
— Нет, ну что это такое, опять твои загулы начинаются, я же тебя давно ни о чём не просила. А тут раз попросила. Ты уже напился…
— Не напился, — говорю. Лежу на земле, смотрю на звёзды. Лёха выходит во дворик и зовёт меня. Я не откликаюсь. Он уходит.
— Отец уезжает, — мать говорит. — Сегодня ночью. Я хочу с ним на неделю поехать. Помочь. У тебя есть ключи от дома?