— Спасибо.
— Что можно сказать? Мы предполагаем, что с Раисой Николаевной произошел несчастный случай. Но прорабатываются и другие версии.
— Я понимаю. Когда можно будет маму забрать?
Слово «морг» Рябинникова произносить не стала. Посохин предположил, что осмысленно.
— Следователь сказал, что завтра. Он с вашим отцом сейчас беседует. В крайнем случае, послезавтра утром. Скажите, у вашей мамы имелось завещание?
— Я не знаю. А вы у папы не спрашивали? Может он в курсе. Хотя…
— Что?
— Нет, вряд ли он знает. Мама ему не…
Юлия вдруг замолчала. Она, вероятно, пыталась подобрать более безобидное слово для оценки взаимоотношений ее родителей. На майора она, при этом, старалась не смотреть.
— Не доверяла? — попробовал подсказать ей Посохин. — Или не считала нужным говорить? А может, боялась сообщить ему о завещании?
— Что вы! — В голосе Юлии прозвучала укоризна. — Скорее не доверяла. Потому что он… выпивал… иногда. Поэтому она такие вещи с ним и не обсуждала. Говорила, что он слишком легкомысленно относится к деньгам и очень уж доверчив.
— Вы тоже считаете своего папу легкомысленным и доверчивым?
— Наверное, в некоторой степени это так.
— А с вами мама никогда не говорила о завещании, о деньгах?
— И со мной не говорила.
— Но вы же не выпиваете, насколько я могу судить по вашему внешнему виду?
— Я? Нет, конечно!
— Тогда почему мама вам ничего не сказала о завещании?
— А что, было завещание?
Посохину показалась искренней ее вопросительная интонация.
— Было. У нас, кстати, не так часто в пятидесятилетнем возрасте пишут завещания. Ваша мама не говорила, что ее кто-то преследует, кто-то ей угрожает?
— Маме было сорок семь, — поправила Посохина Юлия. — Нет, ни о чем подобном она мне не говорила.