Она, самая гордая и самая знатная девица в городе, была обесчещена и втоптана в грязь самим Коронным вором. Она, самая холодная и неприступная девушка в мире, всегда издевавшаяся над пошлостью любви, замирала от блаженства в объятиях Микаэля Коркиса, жалкого подонка, публично наказанного плетьми на площади Капитула.
Она стояла перед ним, смущенная, как школьница, и он наслаждался ее стыдливым румянцем, когда торжественно обратился к ней: «Ваше святейшество!» Он смеялся про себя, когда имел наглость важно потребовать у нее «восстановления чести своего рода»… И она дала ему все, что он требовал… богато, щедро, изобильно… О боже, боже!
Колесовать его! Засечь плетьми! Повесить! Она вскочила на ноги. Ей хотелось увидеть, как дикие кони разорвут его на части, а она будет смеяться, глядя на его окровавленные останки…
Она подбежала к окну и остолбенела от гнева… Что Это? Или она сошла с ума?
Микаэль все еще стоял на краю обрыва, этот разоблаченный мошенник, и спокойно улыбался, слушая распеваемые в его честь псалмы… Где же карающее земное правосудие? Где всемогущий и грозный капитул? И где, наконец, ее отец, охваченный неистовым гневом?
Вон они!.. Вон!.. Перепуганные, понурые, приниженные… бегут, чтобы нагрузить соборную карету… для него!.. Что это?.. Они целуют ему руку!..
Он улыбается… а они один за другим подходят к нему… кланяются… и целуют руку… кланяются и целуют…
Олеандра вся дрожала от волнения и еле держалась на ногах! Ее мысли путались, но она старалась сообразить, в чем же дело… и наконец все поняла… все…
О, какой позор! Какой позор! Соборный капитул предал ее. Ее предал родной отец. Они не тронули его, даже волоска не тронули на его голове! Не решились! Господи, о господи! Ведь они сами обманщики, мошенники! И она… она… невеста святого Йоргена… была с ними заодно.
Лицо ее исказилось от ужаса, когда она увидела, как святые отцы, словно какие-нибудь сторожа, отчаянно суетятся, стараясь поскорее выполнить его распоряжения…
Утреннее солнце по-прежнему сияло на небосклоне, но ей показалось, будто праздничные краски жизни вдруг поблекли, аристократический блеск сбежал со всех окружающих ее предметов, и все сразу стало каким-то безнадежно будничным, унылым и грубым.
Священный блеск сбежал с первосвященников, и тень преступности покинула преступника… Не было больше ни героев, ни мошенников… Осталось лишь несколько марионеток, исполняющих различные роли в длинной будничной комедии, где умный побеждает, а обманутый дурак проливает горькие слезы…
…И тогда она с боязливым изумлением взглянула на Этого умного и непонятного человека, который так спокойно улыбался…
Олеандра вдруг забыла о том, что он — внук сторожа, а она — дочь гроссмейстера. Перед ней был сильный и умный человек… а она… она самая обыкновенная девушка… игрушка, которую он просто растоптал…
С ним она узнала счастье любви… и вот он уезжает, уезжает… даже не простившись с ней…
И тут она зарыдала, зарыдала от горя и обиды, как плачут дети… Она плакала потому, что он бросил ее, забыл ее… потому что все оказалось обманом… и он даже не любил ее…
Вдруг она быстро подняла голову.
Но вот ухожу, и холод могилы навеки смыкает мне вежды.
Это он! Его голос, полный тепла, нежности и силы! Голос жизни, веры, любви!
Был ли он искренен хоть сейчас? Или это тоже обман? Она должна увидеть его!
Еще секунда — и Олеандра стоит у окна… она видит его… но что это…
Она еще раз выглянула из окна и увидела, что сейчас он уедет… уедет от нее навсегда… И все в ней оборвалось… Йорген, Йорген, взгляни же на меня… В тебе все мое счастье… До него жизнь была окутана сумерками!