— Так слушайте же меня, — продолжал святой Йорген. — Здесь передо мной столько больных, увечных и калек, что, как вы сами понимаете, я не могу исцелять каждого в отдельности. Не так ли?
— Исцели хоть меня, — раздался чей-то крик.
— И меня! И меня! — понеслось со всех сторон. Завязалась невообразимая давка.
— Нет, нет! — вскричал святой. — Было бы жестоко исцелить одних и не исцелить других. Избави бог от подобной несправедливости! Но я сделаю иначе. Слышите ли вы меня?
— Слышим, слышим!
— Так вот, сегодня вечером, сразу же после захода солнца, войдите попарно в Соборную рощу. Поняли?
— Поняли!
— В северной части рощи растет моя священная ивовая изгородь. Отрежьте себе по маленькой веточке и отнесите домой. Посадите веточку в цветочный горшок и поливайте колодезной водой, зачерпнутой при лунном свете. И знайте, что первые семь листочков, которые зазеленеют на вашей веточке, обладают чудодейственной силой! Сорвите их! Но не сорвите по ошибке восьмой листок, ибо в нем таится яд, который сразу же уничтожит целительное действие семи первых листочков. На этих семи листочках сделайте настой и пейте его, но медленно и с молитвой. Тогда совершится чудо, и вы все поймете, что я всегда выполняю свои обещания… Однако моя священная дорожная карета уже готова. В нее уже положили священные окорока и запрягли священных соборных быков. Итак, прощайте, прощайте! От всего сердца говорю вам: прощайте, до новой встречи!
И снова буря восторга. Паломники машут руками, у многих из глаз текут слезы, и вдруг все дружно запевают псалом:
Впереди всех стоит и поет старый Коркис. Руки у него трясутся, по серебристо-белой бороде текут слезы, но он радостно улыбаотся и не отрываясь смотрит на святого своими ясными, умными глазами.
И когда Коронный вор увидел, как легко этот умный благородный человек поддался дешевому и грубому обману, ему стало горько и тоскливо. Он резко повернулся к первосвященникам, словно желая выместить на них свою горечь и досаду, и властно сказал:
— А теперь, святые отцы, настала минута расставания. Пусть каждый из вас приблизится и поцелует мне на прощанье руку.
Лица у первосвященников вытянулись, однако один за другим они подходили к святому Йоргену и лобзали его руку. Паломники смотрели на них во все глаза.
— Прощай, гроссмейстер, охраняй мой собор и никому, слышишь, никому не давай водить себя за нос.
— Мошенник! — вырвалось у гроссмейстера, когда он почтительно целовал руку святого.
— Прощай, хранитель плаща! Снова повесь этот плащ в моем святом соборе. И да не осквернит твоих святых рук какая-нибудь гнусная подделка.
— Как это трогательно! — прошамкала старуха с провалившимся носом, обращаясь к старику с заячьей губой, и вытерла передником глаза.
— А все-таки он любит их! — умиленно сказала хромая девушка какому-то карлику.
— Ну а как же! Они ведь тоже святые люди! — заметил старый гнусавый паломник своему косоглазому соседу.
— Вот уж истинно! И нам надо почитать святых! — сказала плачущим голосом старуха ребенку с раздувшейся от водянки головой.
Так думали паломники.
Итак, святой Йорген простился с господами первосвященниками. Последним к Микаэлю подошел главный капеллан. Святой Йорген прошептал ему на прощанье несколько слов, и тот, пошатываясь, вернулся на свое место. Очень уж велика была горечь расставания!