— Да потому, что вчера я еще слушалась рассудка.
— Где же теперь твой рассудок?
— Не знаю, и не все ли равно.
Ее серые глаза, еще вчера такие холодные и испытующие, сегодня сияли небесной чистотой, любовью и доверием.
В эту минуту над ними зазвонил соборный колокол, зазвонил с такой силой, что был слышен скрип балки, на которой он висел.
Коронный вор вскочил как вспугнутый зверь.
Забористым, холодным ветром налетело и захлестнуло его прежнее чувство безнадежности и дерзкого презрения к смерти и уверенно заполнило все уголки его души.
Слова Олеандры поколебали его светлую мечту, колокол разбил ее вдребезги.
Он гремел своей темной медью и обволакивал тьмой его нежность, его счастье.
Ложь, обман, измена, казнь, ненависть, месть, бегство — вызвать вал колокол. Пробуждение было таким горьким, что он даже пожалел о своем мимолетном счастье.
— Соборная невеста! Спасибо за все! — крикнул он, поцеловал Олеандру и спрыгнул на пол.
— Йорген! — испуганно воскликнула она, села на постели и устремила на него пристальный взгляд, словно хотела заглянуть ему в самое сердце. — Ты уже уходишь?
— Я и сам не знаю, сколько еще пробуду здесь.
— Куда бы ты ни пошел, я всегда буду с тобой! — взволнованно сказала Олеандра.
— Тебе будет слишком трудно, — ответил он, поморщившись.
— Пусть трудно, только бы мне быть рядом с тобой, — отвечала она.
В груди Микаэля бушевала буря. Он был потрясен тем безграничным доверием, которое светилось в ее глазах.
Микаэль в упор смотрел на нее. За доверие он должен платить доверием, иначе нельзя. Но может ли он довериться ей, поймет ли она его?..
Он все смотрел и смотрел на нее, и она отвечала ему открытым взглядом, полным беспредельной нежности, а колокола звонили, и бились сердца, отдаваясь в сплетенных любовью руках…
Но сомнение снова победило: что за дело ей, дочери гроссмейстера, до жалкого паяца! Ведь она любит не его, а святого Йоргена!
А колокола все звонили: «Месть! Месть! Месть!» Йоргенстад просыпался, начинался новый день, быть может, последний в жизни Коронного вора. В рощу уже стекались первые паломники; каждый хотел занять место поближе, чтобы получше разглядеть святого, который проедет здесь в соборной карете. Вон идут и господа первосвященники: им нужно подготовиться к шествию.
Прочь раскаяние и всякие сантименты! Довольно хныкать о прошлом. Он гордится тем, что он — Коронный вор, мошенник, проникший в святая святых этого дурацкого собора! Гордится тем, что завоевал самую знатную девицу города, как охотник, затравивший редкую дичь.