– Говорю тебе, Сэм, это все Кеннеди! – Его согнутая в локте рука на плече. Он облизывает губы. – Этот стафф…
– Я слышу тебя, брат, – вздыхаю я, потирая глаза.
– Этот стафф…
– Ну?
– Отличный.
Марк писал диплом по Grateful Dead. Сначала он старался вставляться пореже, чтобы не заторчать, но было уже типа слишком поздно. Я доставал ему наркотики с сентября, и он динамил меня с расплатой. Он только и говорил, что после «интервью с Гарсией» у него будет бабло. Но Гарсия давненько не наведывался в Нью-Гэмпшир, и терпение мое заканчивалось.
– Марк, ты должен мне пятьсот баксов, – говорю я ему, – мне нужны деньги до твоего отъезда.
– Господи, у нас были… у нас здесь были такие безумные времена…
На этой реплике я всегда начинаю подниматься.
– Теперь все… по-другому… – (и пр., и пр.), – и времена те прошли… и места уже не те… – говорит он.
Я пялюсь на кусок разбитого зеркала рядом с пипеткой и компьютером, и теперь Марк говорит о том, чтобы завязать со всем и отправиться в Европу. Я смотрю на него: изо рта воняет, не мылся неизвестно сколько, засаленные волосы забраны в хвостик, грязная, в пятнах рубашка.
– …Когда я был в Европе, чувак… – Он ковыряет в носу.
– У меня завтра пара, – говорю. – Как там с деньгами?
– В Европе… Что? Пара? Кто ведет? – спрашивает он.
– Дэвид Ли Рот. Слушай, ты дашь деньги или как?
– Да, понял я, понял, тише, Резина разбудишь, – шепчет он.
– Мне наплевать. Резин на «порше» разъезжает. Он может заплатить, – говорю я ему.
– Резин без денег сидит, – говорит он. – Я все отдам, все.
– Марк, ты должен мне пятьсот баксов. Пятьсот, – говорю я этому гнусному торчку.
– Резин думает, что Индира Ганди живет в Уэллинг-хаусе. – Марк улыбается. – Говорит, что шел за ней от столовой до Уэллинта. – Он медлит. – Врубаешься… в это?
Он встает, едва добирается до кровати и падает на нее, опуская рукава. Оглядывает комнату, уже куря фильтр.
– Гм, – произносит он, запрокидывая голову.