Я сел за парту и, пропуская мимо ушей монотонную речь профессора, поглядывал на Митчелла, который выглядел счастливым (еще бы, уложили его прошлой ночью) и делал записи.
Он с отвращением оглядел аудиторию, взглянул на курильщиков (он бросил, когда вернулся, – как это бесит). Возможно, они напоминали ему машины, представил я. Как трубы, выпускающие струи дыма, которые поднимаются из дырки в их головах. Он, изобразив крутой вид, оглядел уродливую девчонку в красном платье. Я взглянул на художества на своей парте: «Ты проиграл», «Земного притяжения нет», «Земля сосет», «Здесь спала семейка Брейди», «Что же стало с хипповской любовью?», «Любовь – говно», «Гуманитарные дипломы есть почти у всех таксистов». И я сидел там, чувствуя себя несчастным любовником. Но потом, конечно же, вспомнил, что теперь я просто несчастный.
Просыпайся. Еще голову нужно помыть. Не хочется пропустить ланч. Иду в общий корпус. Выгляжу отвратно. Писем нет. От Виктора сегодня писем нет. Только записка, что в следующую субботу встреча АА будет не в Бингеме, а в Строуксе. Сегодня вечером «Рассвет мертвецов» в Тишмане. У меня просрочены четыре альбома из библиотеки. Натыкаюсь на эту нелепейшую девушку в розовом вечернем платье и очках, похожую на жертву шокотерапии, она ищет чей-то почтовый ящик. Еще одна мелочь, которая бесит. Поднимаюсь по лестнице. Забыла пропуск. Все равно пустили. На раздаче чизбургеров симпатяга в солнечных очках «Уэйфэрер». Прошу у него тарелку френч-фрайз. Начинаю заигрывать. Спрашиваю, как его занятия по флейте. Понимаю, что выгляжу отвратительно, и отворачиваюсь. Покупаю диетическую колу. Сажусь. Роксанн тоже здесь, но сидит почему-то с Джуди. Джуди ковыряет салат с жареной картошкой, рисом, сельдереем, листьями салата и тофу. Я нарушаю молчание: – Меня тошнит от этого места. Все воняют сигаретами, мнят себя невесть кем и только и думают о том, как бы выпендриться. Я уматываю отсюда, пока не появились первогодки.
Забыла кетчуп. Отодвигаю тарелку с френч-фрайз. Закуриваю. Никто из них не улыбается. Оу… Кей… Отколупываю кусочек засохшей голубой краски со штанины.
– Ну… так что за дела?
Смотрю по сторонам и замечаю Дуболома краем глаза в отделе напитков. Поворачиваюсь обратно к Джуди:
– А где Сара?
– Сара беременна, – отвечает Джуди.
– О черт, да ты бредишь, – говорю я, придвигая стул, – расскажи-ка.
– Да чего тут рассказывать? – спрашивает Джуди. – Роксанн об этом все утро только и твердила.
– Я дала ей дарвон. – Роксанн выкатывает глаза, она курит сигарету за сигаретой. – Сказала ей сходить на психотерапию.
– О черт, да нет же, – говорю я. – Что она будет делать? Я имею в виду, когда?
– На следующей неделе, – отвечает Роксан, – в среду.
Я тушу сигарету. Неохотно ем френч-фрайз. Беру кетчуп у Джуди.
– А потом она едет в Испанию, я полагаю, – говорит Роксанн, опять выкатывая глаза.
– В Испанию? Зачем?
– Потому что она ненормальная, – говорит Джуди, поднимаясь. – Кто-нибудь хочет еще чего-нибудь?
Виктора.
– Нет, – говорю я, по-прежнему глядя на Роксанн. Джуди уходит.
– Она была очень расстроена, Лорен. – Роксанн со скуки поигрывает своим шарфом и ест френч-фрайз.
– Могу представить. Мне надо с ней поговорить, – говорю я. – Это ужасно.
– Ужасно? Хуже не бывает, – говорит Роксанн.