— Я скажу вам, что моя жизнь имеет большую ценность для вашего дела, когда я на свободе. И это мой долг защищать её, а ваш помогать мне.
— Я обеспечу, чтобы вас вывезли в закрытом автомобиле, и так как этот автомобиль посольства, он будет обладать дипломатическим иммунитетом.
— Если меня обнаружат в таком автомобиле, то это поставит посольство в такое же щекотливое положение, как если бы меня обнаружили здесь. За вашим высоким забором и внутри этой большой территории я в безопасности от всех наблюдателей. Я протестую самым решительным образом против идеи вывозить меня по шоссе общего пользования во время этого кризиса.
— После наступления темноты, господин Бэдд?
— Темнота не имеет никакого значения для французской полиции, потому что у них есть быстрые машины и фонари. Они считают гораздо более вероятным, что беглецы будут передвигаться в ночное время, а они привыкли блокировать шоссе и останавливать и обыскивать все автомобили. Нет ни одного безопасного места вне Парижа, потому что мы прятали наше оружие во всех частях Франции, и поиск наших друзей будет вестись по всей стране.
Так они перебрасывались доводами. И когда они высказали все, что им было сказать, они вернулись и снова повторили всё заново. Ни один из них не уступил ни на йоту. Наконец, Его Высокородие твердо заявил: "Я сожалею об этом недоразумении, герр Бэдд, но это мой дом, и на меня возложена ответственность заботиться о нём. Решение должно быть моим, и я могу только повторить то, что я уже сказал ранее: Я не могу позволить вам остаться". Сын Бэдд-Эрлинга с так же твердо заявил: "Я понимаю вашу позицию, граф Герценберг, и она ставит меня перед наиболее мучительной дилеммой. Если бы вы знали всё относительно моих обязанностей и ответственности, вы бы не помышляли прогонять меня от своих дверей. Но я под присягой не раскрывать их. И что я должен делать?"
— Я могу действовать только на знаниях, которыми я обладаю, герр Бэдд. Если у вас есть действительные полномочия, вы должны позволить мне их увидеть.
— Конечно, вы знаете, мой друг, что последнюю вещь в мире, которую будет делать секретный агент, это предъявлять свои полномочия в чужой стране.
— Ни один германский агент не работает в этой стране, не имея какого-то начальника, который знает его и может поручиться за него. Скажите мне, кто этот человек.
— Я скажу вам, граф, что вы ошибаетесь. В этой стране надо мной нет начальников, я не должен здесь ни перед кем отчитываться, и я никому здесь не известен. По крайней мере, в моей настоящей роли.
— Конечно, герр Бэдд, вы знаете достаточно о наших делах, чтобы понять, что я не могу принять такое заявление без какого-либо подтверждения.
— Все, что я могу вам сказать, что если вы заставите меня идти дальше, то сделаете ошибку, о которой вы будете сильно сожалеть. Я лично назначен и являюсь секретным агентом лица, авторитет которого вы признаёте.
— Вы должны назвать мне этого человека.
— Даже, несмотря на то, что я нахожусь под словом чести, и, как джентльмен, не могу сделать это ни при каких обстоятельствах?
— Я полностью способен хранить тайну, герр Бэдд, все в Германии, кто меня знает, могут это подтвердить.
— Я сожалею, что я должен сдержать свое обещание. Что я попрошу, это разрешить мне дозвониться до Рейхсминистра генерала Геринга.
— Вы имеете в виду по телефону из этого места?
— Вы вынуждаете меня сделать это.
— Вы назовёте ему свое имя?
— Ни в коем случае. Я скажу несколько слов, по которым он меня узнает, и я полагаю, что вы признаете его авторитет.
— Как это часто бывает, герр Бэдд, генерал Геринг не имеет никакой власти надо мной. Я сотрудник посольства, и моим начальником является министр иностранных дел фон Риббентроп.
— Я сожалею, что мое знакомство с герром фон Риббентропом незначительно. Поэтому, вы вынуждаете меня попросить позвонить фюреру.