— Боюсь, не приключилось ли с ним чего серьезного, — продолжал Назимов, усаживаясь в плетеное кресло. — Уж очень Митя угрюм был в последние дни. А вчера на целый день уезжал куда-то. Он, правда, любил иногда выезжать в горы или соседние колхозы, но не делал никогда из этого секрета, а вчера почему-то не сказал мне, куда ездил.
— Странно… — задумчиво проговорил Евгений.
— Очень странно! — возбужденно повторил Назимов и усердно потер щеку. — Попробуй, Женя, расспросить дядю Рустама. Видишь, он радиомачту поправляет. Может быть, ему известно, куда ездил вчера Дмитрий.
И, не ожидая согласия Евгения, Назимов высунулся в окно и позвал коменданта базы.
Спустя несколько минут огромная фигура коменданта, прозванного за атлетическое сложение Пехлеваном (богатырем), с трудом втиснулась в окошко домика Астрова.
— Салам алейкум, Женя! — приветствовал Курганова дядя Рустам, называвший всех на базе, кроме начальника, по имени.
— Алейкас салам! — отозвался Евгений и спросил, не знает ли дядя Рустам, куда ездил вчера Астров.
— Не знаю, — ответил Рустам. — Утром оседлал я Мите Мюнаджима, а вечером принял его обратно. Ни Мюнаджим, ни Митя не сказали мне ни слова, куда ездили, — пошутил комендант.
Мюнаджимом, или Звездочетом, звали любимого коня Астрова, на котором он часто выезжал на прогулку в горы.
— Ты не шути, дядя Рустам, — серьезно заметил Евгений. — Митя ведь пропал куда-то.
— Знаю, — ответил Рустам и нахмурился. — Сам искал его по всей базе. Даже в соседних колхозах наводил справки. А вчера я удивился, что Митя не сказал, куда ездил. Даже на вопрос мой не ответил. Очень задумчивый был. Не расслышал, наверно, о чем я его спрашивал. Больше того тебе скажу: всю ночь не спал Митя. До утра огонь в его окне горел. Никогда раньше не сидел так поздно.
Все услышанное Кургановым от Муратова, Назимова и Рустама серьезно обеспокоило его, и он решил немедленно идти к Сарычеву.
Было уже темно. В квартире Антона Кирилловича горел свет. Он писал что-то за своим огромным письменным столом, уставленным разными безделушками. Через окно Курганову было видно его сухое, узкое лицо, склонившееся над какой-то бумагой.
Евгений постучал в оконное стекло. Сарычев вздрогнул и, щуря близорукие глаза, стал всматриваться в темноту.
— Кто там? — спросил он. — А, это вы, Евгений Николаевич? Заходите.
Курганов вошел. Антон Кириллович предложил ему камышовое кресло и коротко спросил:
— По поводу Дмитрия Ивановича?
— Да, — ответил Евгений, все еще не садясь в предложенное кресло. — Что бы это могло значить, Антон Кириллович?
У Сарычева было бледное лицо, в глазах светился тревожный огонек.
— Ничего не могу понять… — растерянно проговорил он.
— Но все-таки, — настаивал Курганов, — есть же у вас какое-нибудь предположение? Он ваш ученик, так что вы лучше других должны его знать. Кроме того, в последние дни…
— Вот именно, в «последние дни»! — вспыхнул вдруг Сарычев. — Не результат ли это «последних дней»?