— А мельче у тебя нет?
— Нет.
— В такое время я тебе сдачи не наскребу, так что либо пей тридцать кружек, либо рассчитаешься в другой раз.
Слова «сдачу оставьте себе» застревают у меня в горле. Этьен прав: это большое искусство — дать кому-нибудь на лапу так, чтобы тебе не кинули деньги обратно в морду. Но и ждать мне некогда, я не собираюсь париться тут до бесконечности, сливаясь, как хамелеон, с окружающей средой. И потому с места в карьер описываю ему Джордана. Он с минуту раздумывает, стаскивает бейсболку, чешет голову, обритую наголо и гладкую, как бильярдный шар, если не считать разбросанных там и сям подозрительных шрамов.
— Ты ему кто — приятель?
— Ну… вроде того. А вы тоже?
— Да не сказал бы. Он заходит иногда… Заказывает стакан-другой, а пить не пьет. Понять не могу, какого черта ему здесь надо. Говорит, что, мол, обстановка ему по душе. Ну, раз он не шумит, не скандалит, то и пусть его…
— А сегодня вечером он заходил?
Парень глядит на часы, одновременно кидая кости на доску.
— Был пару часов назад, не больше.
— Один?
Короткая заминка перед ответом.
— И да и нет. С ним была его «роковая женщина».
— А ты часом не сыщик? — спрашивает меня его приятель.
Мне даже не пришлось отвечать.
— Это он-то сыщик? Очнись, Пьеро!
— Оставьте себе эти пятьсот франков, — говорю я, вынимая визитку «Тысячи и одной ночи». — Получите от меня еще больше, если сообщите, когда он…
Не успел я договорить, как хозяин глянул на меня зверем и швырнул Паскаля прямо в лицо.
— Ты за кого меня держишь, мать твою?
— Но я…
— Ты поганец безмозглый!..
Мертвая тишина в зале. Пивные кружки замерли у губ клиентов, сигаретный дым и тот застыл в глотках. Хозяин с ходу начинает клясть всех подряд, хотя и довольно беззлобно: