Когда с укладкой было покончено, он нагрузил мешки на спины животным, с гиком взлетел на кабардинца, спутница последовала его примеру. Впереди их ждал неблизкий путь.
Дарган заприметил контуры постоялого двора еще издали и подумал, что в этот раз лишних лошадей продавать не стоит. Случись что с этими, так в Германии, Польше да и на необозримых просторах Российской империи новых приобрести будет ой как трудно. Война повымела в этих местах хороших коней, реквизируемых представителями всех воюющих армий. Иногда за них платили хозяевам, иногда забирали и так. Да и спутница еще в первый раз намекнула, что расставаться с подаренным ей дончаком, которого он и так ни за что бы не продал, как и своего кабардинца, она бы не желала, хотя в тот момент повела себя странновато.
До сих пор в голове у Даргана вертелась мысль о том, почему жена так испугалась пропажи дончака, когда на руках были пачки денег, привезенные ею после продажи части драгоценностей в городке недалеко от Парижа. На них они имели возможность купить хоть табун. Не давал покоя и замеченный им в драгунской сумке сверток из кожи, показавшийся знакомым. Жаль, что он не нашел тогда силы обследовать содержимое той переметной сумы, на душе было бы спокойнее. И еще одно обстоятельство теребило душу Даргана, заставляя изредка бросать на спутницу недоверчивые взгляды. Из последней отлучки она вернулась не только с богатым приданым и деньгами, но и с какими-то бумагами с сургучными печатями. Сначала он подумал, что женских тряпок она накупила на деньги, вырученные от продажи золотых изделий, и отнесся к этому с пониманием, достойным мужчины, но когда увидел бумаги, то здорово насторожился. Казак, естественно, ничего не смыслил во французской письменности, но знал, что подобные грамоты выдавались писарями и на его родине, когда требовалось что-либо оформить в частную собственность или, наоборот, продать. Из этого следовало, что супружница проворачивает за его спиной какие-то дела.
Но жена качалась в седле рядом, она сама выбрала его, а этими непонятными пока бумагами и приданым имели полное право одарить женщину ее родственники, ведь она выросла в благородной семье. Недаром сам император Александр Первый вместе с королем Людовиком Восемнадцатым сошли с коней и поцеловали ей руку. При этом казак заметил, с каким презрением окинул его взглядом король в буклях из пакли, который держал себя так, словно впервые встретился с говорящим животным. Впрочем, этот похожий на бабу король и на других людей смотрел точно так же. Русский император тоже заметно удивился выбору девушки, ее необдуманному поступку, недаром со значением спросил, сколько ей лет, а потом покосился на Даргана и поджал губы.
Вот такие мысли занимали казака в пути, но теперь они вылетели из его головы и уступили место другим, более подходящим в данной ситуации. Дарган снова решил остановиться на отдых в гостинице. Он решил, что бояться теперь особо нечего, от большинства драгоценностей они избавились, а деньги вместе с остатком просыпавшегося на них золотого дождя жена запрятала между своими тряпками так, что пока кто-нибудь до них докопается, сто раз чихнет. Улик больше не существовало, а значит, и преступлений никаких не было.
Высокий забор вокруг строений загораживал видимость, но каким-то десятым чутьем Дарган догадался, что на дворе полно народа. Он уже решил было повернуть вспять, когда вдруг его внимание привлекла притулившаяся к стене фигура кубанского казака. Надвинув папаху с синим курпеем на ружейный ствол, тот отдыхал в тени, закинув за ухо длинный хохол на обритом наголо черепе.