Дядюшка Август дал о себе знать, перевернув хлебницу.
Франсуа поежился.
— Скоро мне придется кормить его с рук!
— Прошу тебя… — взвилась Джульетта.
Слышал ли это старик? Судя по его поведению — нет. Да и супруги давно уже привыкли беседовать, не обращая на него внимания.
Малле налил себе вина. Неловкость старика вкупе с пережитыми утром неприятностями вызвала у него приступ гнева. Глупо, но ему хотелось кричать, обвинять, сорвать злость.
Залпом опорожнил бокал.
— С меня хватит. Твой дядя действует мне на нервы уже два года! Он годен только на то, чтоб есть и пердеть по ночам! Я его в богадельню сдам!
Джульетта побледнела.
— Если уйдет он, то и я с ним. Ты же знаешь, мама…
— Знаю, знаю! Ты у смертного одра поклялась, что никогда не бросишь старика. И что из этого? Я что, тоже клялся? Я в доме хозяин, и я против. И твоему дяде придется убраться!
Грохнул бокалом с такой силой, что тот разбился.
— Жанна; Убрать! — заорал, багровея.
Примчалась служанка, собрала осколки и подала новый бокал, который Малле тут же наполнил и опорожнил. Отшвырнул тарелку. Гнев вздымался в нем все сильнее.
— Хватит с меня этого свинства! Слышишь, Жанна?
Ошеломленная служанка промямлила:
— Да, слушаюсь.
И в этот момент он перехватил взгляд Джульетты: та словно просила служанку не обращать внимания, хозяин не в духе, но это пройдет. Сорвавшись, заорал:
— Убирайся! Ты уволена!
Служанка сникла, пожав плечами.
Дядюшка Август потянулся к бутылке с вином, но Франсуа ее тут же перехватил. Джульетта, сидевшая напротив, закусила губу.
— Ты омерзителен, — прошептала она.