— Это она так сказала?
— Нет. Она клянется, что никаких синяков вообще не было. Но они были. Рита носит платье с высоким воротником. Тогда ворот раскрылся и мать увидела синяки.
— Почему вы решили, что это Артрим?
— Я знаю, что она его боится. Он — единственный человек, который может это сделать и который может запугать ее и заставить хранить молчание.
— И вы только об этом хотели мне рассказать? — торопливо спросил Селби.
— Я хочу, чтобы вы присмотрелись к нему. Рита сама знает, что делать. Но она моя плоть и кровь, и я не могу сидеть и смотреть, как ее убивают.
— По соседству с вами произошло убийство,— сказал Селби.— И теперь я занят расследованием. Я рад, что вы рассказали мне обо всем, мистер Хендрикс, и я присмотрюсь к Френку Артриму, пока занимаюсь этим делом.
Хендрикс поднялся.
— Я хочу, чтобы вы присмотрели за ним,— сказал он й добавил извиняющимся тоном: — Я не сомкнул глаз за последние двадцать четыре часа. Ее мать тоже беспокоится,.. Вы же знаете, каковы матери. Я думаю, все женщины одинаковы. Если бы не я, Элизабет — это моя жена — жила бы на Оранж Сейтс с Ритой, Она говорит, что деньги уже пущены в ход и, хоть они нажиты на игре, возвращать их поздно. И вообще было бы глупо возвращать деньги страховой компании или совсем отказываться от них.
— В этом есть логика,— согласился Селби.
— Я не собираюсь жить на деньги игрока, — упрямо повторил Абнер Хендрикс.
Он обошел свое кресло, пожал руку Селби.
— Вам виднее, как надо поступить,— произнес он.— Знаете, Рита — единственное наше дитя, и мы очень беспокоимся за нее.
Он резко повернулся и вышел из кабинета. Селби некоторое время наблюдал за ним и прислушивался к его шагам.
Минут тридцать Селби сидел, курил и думал. Потом выбил трубку и вышел в коридор.
Не прошел он и двадцати шагов, как какая-то темная фигура отделилась от стены и шагнула ему навстречу.
— Мистер Селби.
Раздался очень низкий женский голос, скорее шепот, и Селби наклонился вперед к стройной молодой испуганной женщине, стоявшей перед ним.
— Что вы здесь делаете? — удивился он.
— Жду вас,— ответила она.— Я знала, что вы в своем кабинете.
— Почему же вы не постучались ко мне?
— Потому, что я хотела видеть вас одного. Никто не должен ничего знать, абсолютно никто.