Питу. Зачем вы вышли сюда? Доктор Маро не советовал. У вас может начаться лихорадка.
Сара. У меня не может начаться лихорадка. У меня никогда в жизни не было лихорадки.
Питу. Все начинается постепенно — маленькая температура, потом трудно дышать, потом кровохарканье, бред, истерия…
Сара. Замолчите, Питу! Черт знает что вы себе позволяете!
Питу (мягко снимая ее раздраженность). Вы, наверное, хотели сказать: «Питу, почему вы забыли меня предупредить, что мне нельзя сидеть на солнце?»
Сара? Не совсем так. Я хотела оказать другое: «Питу, почему вы забыли… зонтик».
Питу. О! Момент, мадам. (Бросается к выходу.)
Сара. И граммофон!
Питу (остановившись). Что?
Сара (настойчиво). Граммофон. Музыка меня немного взбодрит.
Питу (менторским тоном). Но граммофону это вредно. От морского воздуха механизм ржавеет.
Сара (угрожающе). Грам-мо-фон!
Питу. До ужина?! Что вы, мадам, музыка раздражает пищеварительный тракт… Это всем известно. Еще моя мать говорила, что желудок и уши активно взаимодействуют… и ни в коем случае …
Сара (резко обрывая). Зонтик!
Питу. Иду, мадам! (Быстро уходит.)
Сара (оставшись одна). Несносный болтун! А я, старая дура, надеялась, что музыка избавит меня от медицинских открытий его покойной матери. Но я знаю — до конца дней он будет поучать меня, потихоньку теряя волосы. И уйдет в могилу лысым, как яйцо! (Пауза.) Боже, какая жара! (Рассматривает записи на столе.) Хочу работать! Нельзя сидеть весь день на одном месте без дела как старая ящерица. (Продолжает читать, улыбается.) Это великолепно!.. Питу! Принесите мой дневник, будем продолжать работу! (Видит, что Питу нет.) Вечно он куда-то исчезает!
Появляется Питу с граммофоном и пластинками.
Наконец-то! Уберите со стола эти бумаги. (Как бы про — себя.) Старая высохшая ящерица… лежит поп тяжелым камнем… Уберите бумаги, Питу!
Питу (он стоит с граммофоном и пластинками, руки у него заняты). Но, мадам…
Сара. Ш-ш-ш-ш…
Питу. Не понял, мадам.
Сара. Ш-ш-ш-ш… (Изображает игру на рояле.)