— Да и я в этом роде. Уж не лихорадку ли мы вчера на болотах подцепили?
— Шут ее знает! — Голос его прозвучал неуверенно.
Мы оделись, прошли к кухне и умылись на дворе, подавая друг другу воду из деревянного ковшика.
Попадья позвала нас пить чай, и за столом мы оба очутились против Варвары; священника не было.
При свете дня в ее лице решительно ничего необыкновенного, кроме глаз, не оказалось; они были серые, водянистые и совершенно без зрачков, змеиные, видящие недоступные нам дали и бездны. Взгляд ее часто задерживался на моем кареглазом, красивом спутнике, и как только это случалось, он терял нить разговора, сбивался и не мог сосредоточиться. Варвара проводила раздвоенным языком по губам, и на лице ее проступало выражение торжества.
После чаепития мы отправились осматривать развалины: с нами пошла и Варвара.
Они находились на самой высокой части береговой горы; от древней церкви псковской кладки уцелели, и то лишь до половины, только заалтарная стена на плоского красного кирпича да боковая арка; сквозь нее голубело озеро; за ним разбегались по свету одетые лесами, округлые горы. Храм наполняли груды щебня и кусты бузины; из углов и из-под стен тянулись ввысь березки; кругом развалин теснилось множество ям, бугорков и кое-где плиты старинного, заброшенного кладбища. Вслед за Варварой мы попали в самый древний уголок его; там лежали несколько громадных плит с высеченными на них какими-то неразборчивыми, быть может, руническими знаками.
Мы присели на могильные бугорки; вид развертывался захватывающий. Я достал из футляра фотографический аппарат, снял озеро и развалины и обратился к нашей проводнице:
— А теперь позвольте вас снять?
Варвара усмехнулась.
— Не хочу.
— Почему?
— А так!
— А мне вас очень хочется снять.
— Снимайте, только предупреждаю, что ничего из этого не выйдет!
Засмеялся и я.
— Ну, уж это вы чересчур самоуверенны!
— Попробуйте! — с вызовом сказала она. — Я даже не шевельнусь.
Я сделал с нее четыре снимка с разных мест и торжествовал. Варвара загадочно улыбалась, и я почувствовал, что от нее исходило что-то знакомое, то злое, с чем мы боролись ночью.
«Ведьма!» — мелькнула во мне мысль. Она медленно повернула ко мне лицо.
— Ведьмы не милуют! — заявила она со скрытой угрозой. У меня перехватило дыхание: она читала мои мысли, как книгу!
— Кто ведьма? — спросил мой спутник, не понявший ее слов.