Я сплю почти весь день. Все спокойно. Никто не вламывается ко мне, никто не стреляет с крыши напротив, никто не тычет в форточку трубкой с парализующим газом. Я просто сплю. Мне хорошо.
Я просыпаюсь перед закатом и некоторое время лежу, глядя в исклеванный пулями потолок. Следы попаданий и старые, и свежие: я давно зарекся делать в этой квартире побелку…
Я хотел бы когда-нибудь жить в уютном доме с лепными потолками, светильниками из цветного стекла и сувенирным оружием на стенах. Но какой смысл заводить в доме лепнину, если ее уже через полчаса собьют выстрелом? Мне делается грустно. Тот, кто живет напротив, безукоризненно верно рассчитал свою месть. Прежде чем меня убьют (а когда-нибудь это все-таки случится!), я окончательно разуверюсь в человеческой порядочности. Еще тридцать лет назад мир не был таким циничным… или мне кажется?
Цинизм. Вот что я особенно ненавижу. Не жестокость, нет. Я сам жесток. Например, вчерашнюю девицу вполне можно было не спустить с крыльца, а спокойно усадить на землю…
При воспоминании о девице во рту моем намечается вкус гнили. Я морщусь.
Мой ранний ужин (или поздний завтрак) оказывается прерван диким грохотом. Бронированная дверь слетает с петель — кажется, ее взорвали. Я поднимаюсь и с пучком зеленого лука в одной руке и куском хлеба в другой иду посмотреть, кто пришел.
Пришел коренастый смуглый парень в тесном спортивном костюме. Движется, как летучая мышь. Очень быстрый. Пластичный. Мне даже доставляет удовольствие пару минут за ним наблюдать.
После долгой подготовки он атакует. Я стараюсь не повредить ему позвоночник; обмякшее тело сгружаю на ступеньки и звоню в «скорую».
Мой сосед стоит в дверях своей квартиры, и лицо у него озадаченное.
— Поставь обыкновенную дверь, — говорит он. — Если всякий раз восстанавливать эту железку, у меня не хватит денег на вознаграждение.
— Тогда поставь такую, как у себя, — соглашаюсь я довольно вяло. Недоеденный пучок лука лежит на полу в прихожей; мне уже не хочется есть.
Если бы не мои цистерны — давно впал бы в депрессию, ей-богу.
…Когда я возвращаюсь с работы домой, как обычно, под утро, под ковриком у крыльца имеется пластиковая мини-бомба, а упрямая девушка сидит на крыше с пультом дистанционного управления в руках.
В пятницу у меня выходной. Вечером я иду на концерт в городской парк.
Иногда со мной здороваются. Чаще — почтительно уступают дорогу. Охотиться за моей головой в этот вечер никто не рискует, и это прекрасно.
Я сажусь на траву, поближе к оркестру. Справа от меня — озеро с проточной водой, лилиями и парой белых лебедей. Лебеди спят, спрятав голову под крыло, и их тихонько сносит течением.
По всему парку горят фонари. Люди ждут начала концерта; оркестранты понемногу рассаживаются и настраивают инструменты.
Рядом со мной никто не рискует сесть. Тем приятнее мне встретить соседку из дома напротив. Это уже очень пожилая, нездоровая, но ироничная и уверенная в себе особа. Заметив меня, она машет рукой, и я машу в ответ.
Она устраивается рядом. Раскладывает скамеечку, ставит на траву корзинку со снедью для пикника:
— Добрый вечер, Судья. Вы, как обычно, в одиночестве?
На краю поляны, в кроне большого каштана, вдруг во весь голос запевает, будто включается, соловей.
— Почему вы не бросите все и не уедете куда-нибудь? — спрашивает старушка.