Галя забежала за кузов, столкнулась с Ваней. Он стоял над левой гусеницей, почти по колено в воде.
— Не газуй, не газуй! — кричал Ваня. — Еще глубже гусеница уходит…
С трудом вытаскивая сапоги, Галя обошла машину. Добров выглянул из кабины.
— Назад, полегоньку, — спокойно скомандовала Галя.
— Вы бы сели в кабину, Галина Николаевна, — предложил Ваня, — а то вода зальет еще в голенища…
Галя улыбнулась.
— Берите лопату, Ваня.
Трещал мотор, крутились колеса, летели комья липкой грязи.
Забрызганные, измазанные, Галя и Ваня тщетно старались помочь мотору. Машина ушла в топь по самый кузов.
— Вот ведь какое дело, — сокрушенно говорил Добров, осматривая увязшие гусеницы, — а ведь когда-нибудь будут здесь асфальтовые дороги, непременно будут…
— Не вовремя о мостовых вспомнили, Кузьма Андреевич, — вздохнул Ваня.
Галя нахмурилась:
— Неужели придется ждать, когда подмерзнет? Мы не можем терять времени.
— А вот и вовремя о мостовых вспомнил, — резонно возразил Ване Добров и обернулся к Гале: — Вскроем верхний слой с бугра. До мерзлоты и полуметра не будет. Начнем мостить мерзлыми «кирпичами»…
Ваня покраснел и полез в кузов за ломом и второй лопатой.
— Галина Николаевна! Мы сами… Зачем вы лопату берете? — протестовал он.
Галя работала упорно, наравне с мужчинами.
На северном склоне бугра сняли оттаявший слой земли, докопались до вечной мерзлоты и, с трудом вырубая куски грунта, стали переносить их в вырытую гусеницами колею.
Через три часа Добров снова сел за руль, включил мотор. Кузов затрясся, машина дрогнула. Завертелись колеса сначала в одну, потом в другую сторону. Полетели мерзлые комья. И вдруг что-то хряснуло, мотор завыл, как от боли. Колеса остановились.
Побледневший Добров выскочил из кабины. Лопатой прорыв себе ход, полез под кузов.
Галя и Ваня молча стояли, наблюдая за ним.
Весь мокрый, перепачканный, он наконец выбрался из-под кузова и поднялся на ноги.