Начальник техотдела Евгений Тарасович, маленький крепенький мужичок со смешной, распространенной в те годы стрижкой полубокс велел Марии сесть и некоторое время разглядывал ее, то ли прикидывая, идет ли ей новая прическа, то ли пытаясь понять, что за человек перед ним.
— Чем вы сейчас занимаетесь? — спросил он звонким веселым голосом.
— Я в группе ведущего технолога Фетисова. Пишу технологию на узел П-2 автомата СПА-1. Вместе со старшим технологом Матейко.
Евгений Тарасович казался Марии почти старым, на самом же деле тогда ему было тридцать два года, в свободное от работы время он любил подурачиться, придумать незлой розыгрыш, рассказать байку. Когда выпивал в компании, то плясал вприсядку, подпирая бритый затылок крепкой коротенькой ладонью. Все это Мария узнала много позднее: Евгений Тарасович был однокашник Александра, они приятельствовали.
— Я смотрел ваши карты. Ошибок много. Почему Матейко вам не подскажет, он опытный технолог?
— А он нарочно! — Мария засмеялась, терять ей было нечего.
— Это как понимать — нарочно? — Евгений Тарасович тоже засмеялся.
— Ну, например, недавно вот… У меня написано: «Проточить поверхность втулки подшипника — первая операция. Сменить резец. Сделать канавку. Вторая операция». Фетисов подписал мои карты, что он, проверяет, что ли? А Матейко — своему дружку Ростовцеву из конструкторской группы. Тот рацпредложение: «Фасонным резцом проточить поверхность втулки с подрезкой торца и выемкой канавки. Одна операция». Экономия. Премия — детишкам на молочишко…
Мария, рассказывая, улыбалась, думая браво: «Вот так: родилась по собственному желанию, умру по сокращению штатов!»
Но Евгений Тарасович вдруг покраснел сердито и, вскочив, подбежал к двери, твердо ставя маленькие ноги в мальчуковых ботинках на толстой микропорке.
— Таня! Найдите мне Фетисова! Пусть сейчас же зайдет! — закричал он и повернулся к Марии. — Ничего остроумного, чему вы улыбаетесь? Почему Фетисову не заявили? Или мне? Чему вас в техникуме учили, в конце концов? Инструмент правильно выбрать не можете! Хватит заниматься детством, хлеб казенный переводить! Стихов не пишете?
— Нет… — пробормотала Мария, заплакав. Нервы у нее сдали с этими событиями. Слушать равнодушно, как кричат, она не могла.
— И нечего плакать, здесь вам не детский сад! Пусть подождет, — закричал он секретарше, которая сообщила, что Фетисов пришел. — Перестаньте хлюпать, давайте спокойно разберемся! Согласны, что работать так, как вы работаете, безобразие?
Мария кивнула, вытирая глаза грязным платком.
— Ну вот. Будете заниматься скоростным резанием. Слыхали, наверное? Ленинградец Генрих Борткевич, токарь, применив резцы с пластинками из твердого сплава, выполнил за смену тринадцать норм, повысив скорость резания до восьмисот метров в минуту…
— Слыхала, сто лет назад… — сказала Мария. — Я не хочу! Я уволиться хочу…
— Я вас не спрашиваю, что вы хотите! Как вы со мной разговариваете, что я вам, кавалер, что ли? Уволиться! — опять закричал Евгений Тарасович. — Вы обязаны отработать сколько положено после техникума, а там идите на все четыре стороны!
Мария снова потекла слезами, чувствуя себя самой несчастной и самой униженной. Что-то, правда, мешало ей тогда выйти, хлопнув дверью. После она позволяла себе такое, кричать на нее перестали.
— Сто лет назад!.. Будто я виноват, что надо галочку поставить: внедрили скоростное резание на всех подчиненных предприятиях… Станки маломощные, разболтанные — нет… — продолжал бушевать Евгений Тарасович. — Ростовцев будет заниматься инструментом с твердым сплавом, вас отдаю ему как технолога. Понятно? И проявите себя, хватит дурака валять! В феврале месяце в НИИ нашем конференция по скоростному резанию, подготовьте материалы, что сделано, что будем делать. Чтобы мне там, когда выступать придется, не мекать: «Дак я, дак мы, дак вы… не знаю…» Все! Плакать идите в туалет!
Мария, нагнув голову, чтобы не было видно зареванного лица, проскочила мимо хитрого Фетисова, придумывавшего себе оправдание на стуле в приемной. Таня ему, конечно, сказала, зачем вызывают. Она нарочно держала дверь в кабинете приоткрытой: говорили, что у ней с Евгением Тарасовичем роман и она ревнует, если он вызывает для разговора женщин. Но может, и врали, вместе их, во всяком случае, никто не видел.
В туалете Мария немного остудила водой лицо, чтобы прошла краснота и припухлость, вернулась в отдел и снова принялась подписывать вычитанные с машинки карты техпроцесса. Подошел Костя Ростовцев, сунул брошюрку: «Изучите это, завтра я скажу, что дальше. К утру успеете?» Мария, враждебно насупившись, кивнула. То, что он воспользовался ее профессиональным недомыслием, чтобы зашибить неположенную деньгу, казалось ей непорядочным. После-то она, конечно, поняла: не зевай! Либо работать, либо филонить — одно что-нибудь…
Она напрягла мозги и к следующему утру в общем представляла себе все, о чем говорилось в брошюрке. Просто новый сплав был неизмеримо тверже, чем знаменитый прежде «победит», и спокойно выдерживал немыслимые скорости резания. Ростовцев велел ей взять блокнот у старшей чертежницы и день проторчать в цеху, записывая все, что ей скажут новоиспеченные токари-скоростники Теплов и Михеев. Мария знала в лицо обоих: они были передовики, им на каждом собрании вручали что-нибудь — то вымпел, то премию, то именные подарки.