Фаншетта замерла, устремив на него взор своих огромных глаз.
– Иные люди, – продолжал старик скорбным тоном, – выглядят вполне здоровыми, но силы их подтачивает смертельный недуг.
Полковник бросил быстрый взгляд на верного помощника, и морщины, набежавшие было на лоб Лекока, разгладились.
– О чем ты говоришь?! Какой еще недуг?! – вскричала Фаншетта, всплеснув руками. – Неужели милая крошка останется сиротой!..
– Винсенту ни слова! – строго приказал полковник. – Можно мгновенно убить человека, открыв ему правду о его состоянии. Будь осторожна.
Когда потрясенная Фаншетта удалилась, Лекок произнес:
– Благодарю вас, патрон. Вы меня успокоили. Я и кое-кто из наших друзей опасались, что этот Винсент перебежит нам дорогу.
– Неблагодарный! – воскликнул полковник. – Ты же мой сын! Ты мой наследник. В завещании так и написано.
– Не продолжайте, а то я разрыдаюсь, – прервал старика Лекок с ироническими нотками в голосе. – Наследство получают после смерти завещателя, а мы хотим, чтобы вы всегда были с нами. Кроме того, нам очень интересно, каков в точности размер уставного капитала...
– Ты имеешь в виду наши сокровища? – в свою очередь перебил Лекока полковник, и в его тусклых глазах появился странный блеск. – Вы будете богаты, очень богаты! На себя я не трачу ни гроша. Я собираюсь обделать одно дельце... Выручка пойдет на приданое Фаншетте. Так что все – ваше, все! Ну, до свидания, Приятель!
– Еще одно слово, – остановил патрона Лекок. – Так что, Винсент обречен?
– Боюсь, что так, сын мой, – скорбно закивал старик. – Скоро, скоронастанет деньи мне понадобятся люди, способные привести приговор в исполнение... Ну, до встречи!
Лекок послал старцу с порога воздушный поцелуй и удалился со словами:
– Отец, вы просто прелесть. Полковник запер дверь за засов.
Оставшись один, он выпрямился. Выражение его лица резко изменилось.
Напряженные раздумья, составляющие разительный контраст с обычной маской старческого благодушия, омрачили чело полковника.
Он направился в сторону столовой твердым, осмелюсь сказать, мужским шагом.
Однако, дойдя до порога, полковник машинально, в силу привычки, как это свойственно великим актерам, ссутулился, и руки его вновь по-стариковски затряслись.
В столовой его ожидала Фаншетта и уже неоднократно упоминавшийся здесь Винсент Карпантье.
Винсенту можно было дать лет тридцать пять. На его красивом лице лежал отпечаток долгих страданий.
Он беседовал с Фаншеттой, стоя у окна, выходившего в небольшой, но засаженный великолепными деревьями сад, уже чуть тронутый дыханием осени.
– Вы знаете, – говорила Фаншетта, – дедушка мне никогда ни в чем не отказывает. Я хочу, чтобы Ирен стала моей маленькой подругой. Когда она подрастет, мы дадим ей приданое – дедушка так богат и великодушен! – и она сможет выйти замуж за славного Ренье, который к тому времени станет красивым юношей.
Лицом и фигуркой Фаншетта была уже женщиной, но душу сохранила совсем детскую. Через несколько месяцев красавице предстояло сделаться графиней Франческой Корона и узнать жизнь со всеми ее горестями и трагедиями.
– Винсент рассказывал мне о своей жизни! – воскликнула девушка, подбегая к старику, чтобы проводить его к столу. – Теперь я все о нем знаю. Что за грустная и трогательная история! Дед, дедушка, дай же ему скорее побольше денег!
– Винсент не из тех, – ответил старик, указывая на гостя, лицо которого вспыхнуло, – кому можно что-то давать – особенно деньги. Он предпочтет их зарабатывать.
Полковник сжал почтительно протянутую руку Винсента и с чувством потряс ее.
– Разве я не прав, друг мой? – добавил старик. – Мы горды, как Артабан.