— Это по-французски, Людвиг, — рассмеялась Цецилия. — Означает «Объявление».
— «26 марта года 1778 в зале Музыкальной академии на Штернгассе придворный хорист Бетховен...»
— О-о-о! — уважительно протянула Цецилия и даже приложила палец ко рту. — Какими жирными буквами напечатано имя твоего отца. Надеюсь, твоё когда-нибудь будет так же известно, Людвиг.
— Моё?.. — Он продолжил чтение: — «...имеют честь представить двух юных музыкантов, а именно: придворную певицу мадемуазель Авердонк и своего шестилетнего сына. Первая порадует почтеннейшую публику различными красиво звучащими ариями, второй — игрой на фортепьяно, которой он уже имел честь доставить удовольствие всему двору».
— Слушай, а почему у вас целый день только и слышно: Моцарт, Моцарт? Что вы так с ним носитесь?
Вместо ответа Людвиг сел за рояль, и его судорожная игра сильно напоминала пляску святого Вита.
— Людвиг! Что ты играешь?
Он хищно оскалил зубы:
— Новую часть моей новой сонаты... Пусть этот Моцарт завидует!
Звонили утренние колокола, но у Фишеров в пекарне уже целый час кипела работа. Постепенно Рейнгассе почти вся пробудилась, и за окнами слышны были свежие и бодрые голоса отдохнувших за ночь людей. Занимавшийся день обещал быть погожим и светлым.
Откашлявшись, Магдалена долго рассматривала платок, который до того плотно прижимала к губам. На нём вновь появились пятна крови. Она была очень недовольна собой и своим состоянием. В конце концов, как хозяйка дома и мать, она должна в любом случае выполнять свои обязанности.
Тут в прихожей зазвучали шаги. Так тяжело Людвиг ещё никогда не ступал.
— Доброе утро, мама.
Она сразу поняла: случилось что-то неладное.
— Откуда ты?
— Как откуда? Из Кёльна.
— А где отец?
— Наверное, в Кельне. Да, точно, он ещё там. Ведь он так и не проехал мимо нас с Элен.
— А вы?..
— А мы пешком.
— А концерт?
— Кто слышал об Элен Авердонк? — Он презрительно усмехнулся. — А уж тем более обо мне, я же не Моцарт. В зале почти никого не было, Элен хоть немного похлопали, а мне... ну разве две дамы, им просто стало жаль меня. Но ни одна из них не поцеловала меня, хотя играл я неплохо. Но ведь я же, в отличие от Моцарта, настоящий урод...