— Прямо из печки. — Цецилия робко посмотрела на рояль. — Неужели такой малыш...
— Ну, разумеется. — Иоганн ван Бетховен спустил Людвига на пол и встал, — наш Людвиг — гениальный музыкант, и вы ещё установите на доме, где он живёт, мемориальную доску. Передай родителям? мою благодарность, Цецилия. А теперь я должен расставить кровати, иначе нам придётся сегодня ночью спать на полу.
— А мне пора в лавку. — Девочка ещё раз сделала книксен.
Когда отец ушёл в спальню, Людвиг схватил мать за руку:
— Пойдём, мамочка.
— Куда, Людвиг?
— К роялю. Играй.
— Но я не умею.
— Ты... не умеешь... играть на фортепьяно?
Это оказалось одной из первых непостижимых загадок в его жизни.
Новорождённый кричал, а в музыкальной комнате, двери которой были открыты, со злостью били по клавишам.
— До... до... Да пропади всё пропадом!
— Людвиг!
Мальчик разговаривал с портретом деда. Он довольно часто обращался к нему.
— Ты же сам слышишь, Дода. Ничего не поделаешь. До... да.
— Перестань кривляться, Людвиг.
Мальчик осторожно приблизился к кровати матери. Она с болезненной гримасой сморщила полные губы.
— Кривляться? Я проверял силу голоса Карла. Ведь дедушка именно так поступал с певцами и певицами в Доксале. — Он пренебрежительно махнул рукой. — И Карл позорно провалился. Нам в придворной капелле он совершенно не нужен.
— Ах ты, негодник!
Но госпожа Магдалена произнесла эти слова без особого гнева. Было уже поздно, и потом, сегодня торжественный ужин по случаю крещения...
— Людвиг, а ну-ка, быстро в постель. И позови Кристину.
На лестнице послышались быстрые, уверенные шаги. Это, несомненно, был Иоганн.