Иван Андреевич не без оснований полагал, что если применить этот критерий к оценке итогов его работы как разведчика и дипломата, то дела у него обстояли совсем неплохо. Из резидентуры в Центр поступала важная политическая информация. Недостатка в ценных источниках разведывательных сведений не ощущалось. Москва была им довольна. Он возвращался, чтобы принять пост начальника англоамериканского отдела центрального аппарата разведки.
Как и положено, по прибытии немедленно позвонил на службу. Дежурный посоветовал отдохнуть с дороги и явиться к начальству в понедельник, то есть 23 июня. Но на Лубянке Иван Андреевич, как и все сотрудники наркомата, оказался на следующее утро. Так для него началась Великая Отечественная война.
В первые же дни он вместе со многими товарищами был зачислен в Особую группу при наркоме внутренних дел СССР по организации разведывательной и диверсионной работы в тылу врага и начал ускоренную подготовку к обязанностям резидента в оккупированных фашистами северо-западных районах СССР. Но накануне переброски за линию фронта его неожиданно вызвал нарком и, не вдаваясь в объяснения, приказал заняться эвакуацией сотрудников центрального аппарата разведки и членов их семей в Новосибирск.
— Как у Вас с английским языком? — спросил между прочим нарком.
— Пока не забыл, — ответил Чичаев, а про себя немало подивился такому, казалось бы, неуместному вопросу.
Примерно через месяц несколько сот человек с казенным имуществом и личным багажом были перевезены и устроены в Новосибирске, Кемерово и Прокопьевске. А Ивану Андреевичу начальство дало один час на сборы и отправило из Новосибирска назад в Москву на специально присланном за ним самолете. Здесь-το и выяснилось, почему несколько ранее был проявлен интерес к его познаниям в английском языке.
Правительство Великобритании официально обратилось к руководству СССР через своего посла в Москве с предложением наладить сотрудничество между английской и советской разведками в борьбе против общего врага — фашистской Германии. Для проведения переговоров по этой проблеме в Москву прибыл полковник Гиннесс. От нашей разведки были делегированы Василий Михайлович Зарубин и Иван Андреевич Чичаев. Почти две недели длилась кропотливая и деликатная работа с англичанами. В результате было подписано соглашение, по которому стороны брали на себя обязательства обмениваться разведывательной информацией о Германии, проводить совместными усилиями диверсионно-разведывательные операции на ее территории и в оккупированных ею государствах, взаимодействовать при заброске в эти районы агентуры и обеспечивать с ней радио-и иную специальную связь. В этих целях в Москве и Лондоне соответственно учреждались миссии связи обеих сторон. В сентябре 1941 года представитель советской внешней разведки И.А. Чичаев с группой сотрудников прибыл в Лондон. Началась совместная повседневная работа с английскими коллегами, которых возглавлял полковник Гейтскелл. В Москве миссией английских спецслужб руководил полковник Хилл (тот самый, который вел разведывательную работу в России в 1917–1918 гг. и «прославился» как один из участников провалившегося «заговора Локкарта»).
Вскоре в Англию стали прибывать наши агенты, подготовленные Центром для заброски в Германию, Австрию, Францию и Голландию. Их доставляли на самолетах и морских судах группами по два-четыре человека. Англичане размещали их на конспиративных квартирах.
С каждым проводилась дополнительная, строго индивидуальная учеба, включавшая, в частности, тренировочные прыжки с парашютом, ориентирование на местности по немецким картам и т. д. В обязанности английской стороны входила также соответствующая экипировка наших людей, снабжение их продуктами питания, германскими продовольственными карточками, предметами диверсионной техники.
В соответствии с условиями заключенного соглашения Иван Андреевич и его сотрудники основательно знакомились с тем, как у англичан было поставлено дело с организацией диверсий в тылу врага. И надо отдать им должное: этот аспект взаимодействия вызывал у советской стороны одобрение и полное удовлетворение. На территории Англии был создан строго засекреченный центр по разработке и подготовке специальных операций, в котором трудилось более трех тысяч британских специалистов и инструкторов. Ими руководил многоопытный и пунктуальный генерал Гебенс. В распоряжении этого центра имелось также несколько еще более глубоко законспирированных баз. По индивидуальным заявкам изготовлялись химические препараты, в том числе яды, и специальное оружие. К сотрудничеству привлекались крупные английские ученые, одаренные инженеры, рабочие высочайшей квалификации. Четко и слаженно функционировала служба по изготовлению документов прикрытия агентов, по которым им предстояло проживать на вражеской территории. В необходимых случаях некоторым из них делались пластические операции — разумеется, с их согласия и с одобрения советской стороны. К сожалению, ни одна акция не была доведена до конца. Агенты-исполнители, переправленные за линию фронта, бесследно исчезли, не дав ничего о себе знать в соответствии с условиями связи. Судьба этих отважных людей оказалась трагичной. О большинстве из них ничего не известно до сих пор.
В целом у Ивана Андреевича и его помощников сложилось устойчивое впечатление об английских коллегах как о партнерах, стремившихся всегда и во всем ни на минуту не забывать о своих собственных интересах и извлекать из сотрудничества сугубо свою пользу. Было зафиксировано, например, несколько случаев, когда английские разведчики предлагали агентам советской разведки, находившимся на подготовке, перейти под свои знамена и вместо наших заданий выполнять в тылу врага их поручения. На высоком профессиональном уровне велось систематическое негласное прослушивание разговоров наших агентов между собой. Иногда им организовывались «случайные знакомства» с «веселыми подружками», которые порой вели себя излишне серьезно и политизирование, храбро защищая интересы британской короны. Об этих «мелких союзнических шалостях» различными путями становилось известно Чичаеву. И ему приходилось в тактичной, но недвусмысленной форме проводить с англичанами соответствующую «воспитательную» работу. Надо признать, что они чаще всего умело находили для себя достойные варианты «спасения лица», а советская сторона демонстрировала «должное понимание» и выдержку.
В сфере обмена разведывательной информацией сотрудничество с английскими коллегами тоже осуществлялось к взаимному удовлетворению сторон, однако его результативность, по мнению советских партнеров, могла бы быть более высокой.
Английские коллеги вели себя в отношении советской разведывательной миссии как истинные джентльмены, но допускали все же в своем поведении «отдельные шероховатости». Так, примерно через месяц после прибытия в Лондон Чичаев обнаружил в своем служебном кабинете явные следы «воров». Они ничего не унесли с собой, но изрядно переворошили содержимое ящиков письменного стола. Открыть сейф, видимо, не успели, так как их «спугнуло» внезапное незапланированное возвращение Ивана Андреевича в свой кабинет за «забытой книгой». Скотланд-Ярд, понятно, оказался бессилен найти «домушников» и привлечь их к ответу. Потом подобные «визиты» в помещения миссии и квартиры ее сотрудников изредка повторялись, но «исполнялись» на весьма высоком профессиональном уровне.
К чему Иван Андреевич не мог привыкнуть за весь период жизни в Англии, так это к спокойному, без бередящих душу эмоций восприятию стремления англичан во что бы то ни стало, в любых обстоятельствах сохранять веками устоявшиеся правила поведения и образ жизни. В первые годы войны страна находилась фактически на осадном положении. Лондон и другие города постоянно бомбила германская авиация. Иногда воздушную тревогу объявляли до двадцати раз в сутки. Но англичане продолжали невозмутимо работать строго «от» и «до», свято блюдя свой уикенд. Каждое утро молочник оставлял у порога положенные пол-литра молока, и не было случая, чтобы бутылку похитил какой-либо злоумышленник. И если населению было приказано в связи с нехваткой бумаги сдавать использованные автобусные билеты, то никому и в голову не приходило от этого уклоняться. При бомбежках гибли люди. Их оплакивали и хоронили. И тут же с воинскими почестями предавали земле тела немецких летчиков, самолеты которых сбивались в британском небе. Правда, и гитлеровцы не оставались в долгу. Однажды Иван Андреевич прочел в местных газетах о том, что в одном из лагерей для военнопленных генералы вермахта в парадных мундирах приветствовали и поздравляли английского полковника по случаю его награждения высшим военным орденом Соединенного Королевства. Можно себе представить, какие чувства обуревали наших людей, работавших в Англии, при чтении сообщений о таких «рыцарских церемониях». Ведь они, как и англичане, хорошо знали о зверствах, которые чинили те же самые «цивилизованные арийцы» над советскими военнопленными и мирными жителями на оккупированной территории Советского Союза.
В мае 1945 года пришла долгожданная Победа. Чичаев выполнил свою миссию и, получив назначение в Финляндию, отбыл на пароходе через Средиземное море на Родину. Пока добирался до Москвы, ситуация изменилась. В наркомате ему объявили, что он поедет резидентом не в Хельсинки, а в Прагу. И при этом немедленно. В качестве поощрения за активную и плодотворную работу в Англии в годы войны Иван Андреевич получил недельный отпуск, который использовал для свидания с матерью в родном селе Ускляй в Мордовии.
Уже 25 мая Чичаев ехал по улицам чехословацкой столицы, которые хранили следы недавних боев. Ритм его работы и жизни оставался прежним, военным. Разбираясь в существе сложных внутриполитических процессов этой страны, он то и дело обнаруживал, что за спиной ряда местных партий и группировок стояли западные разведки, в том числе и его недавние партнеры по Лондону. Особенно часто попадались «следы» американцев, опиравшихся, как правило, на агентуру из числа граждан США чешского и словацкого происхождения, которые после окончания войны устремились на свою историческую родину и претендовали на высокие государственные посты. Одновременно спецслужбы США сманивали за океан видных местных специалистов и вели настоящую охоту за художественными ценностями Чехословакии и архивами гитлеровцев. В таких условиях советским разведчикам и их начальнику приходилось оказывать посильную помощь руководителям создававшихся органов безопасности Чехословакии, со многими из которых Иван Андреевич был знаком и сотрудничал еще в Лондоне. В тот период его не оставляло ощущение, что война для него еще не закончилась. Она лишь переходила в качественно новую стадию, которую позднее стали именовать холодной войной, а бывшие союзники по антигитлеровской коалиции превращались в противников.
В конце 1947 года Чичаев вернулся в Москву и около трех лет работал в центральном аппарате разведки. Затем он возглавлял в Берлине специальную оперативную группу по работе с перебежчиками из западных оккупационных зон. Полгода пролетели как один день. И вот впервые в жизни Иван Андреевич попал на больничную койку. Сказались долгие годы нервного напряжения и работы на износ. Не выдержало сердце. В сопровождении врача его отправляют поездом в Москву. Медики гадали, удастся ли доставить пациента до стационара живым. Но все обошлось благополучно.
Перенесенный инфаркт наводил Чичаева на мысль о том, что после выздоровления ему скорее всего предстоит выход в отставку, а не очередное разведывательное задание. О многом передумал бывалый разведчик за то время, когда, по его словам, «выкарабкивался с того света». Говорят, время летит быстро, если его наполнять событиями. Оно, конечно, верно, но Ивану Андреевичу никогда не приходилось специально заботиться об этом. То ли эпоха досталась ему такая, то ли такой характер, но он всегда находился в самой гуще важных и интересных событий, а из множества дел и проблем всегда выбирал для решения самые срочные и неотложные.
…Появился на свет Ваня Чичаев в 1896 году в селе Ускляй, которое в ту пору было одним из «медвежьих углов» в Мордовии. Его дед был крепостным и на закате жизни успел поведать внуку многое о своей лихой доле. Отец батрачил. Мать постоянно ломала голову над тем, как накормить и во что одеть своих детей. Родила она их пятнадцать душ, да немногих довелось уберечь и выходить. Через всю жизнь пронес Ваня благодарную память о теплоте и нежности материнской любви, неповторимости детских радостей и огорчений, о прелестях родной природы и жестокости царивших вокруг порядков. Очень рано маленький вихрастый, веснушчатый пастушонок прочувствовал на собственном опыте, что тяжелый и честный труд не всегда приносит достаток и достойную человеческую жизнь. Острой и горькой обидой обжигали его впечатлительную душу насмешки и издевательства откормленных и холеных барчуков.
Научился читать и писать в церковно-приходской школе. И с тех пор одним духом «проглатывал» все книги, которые мог достать. Его неудержимо тянуло в далекие города и неведомые страны, где, как ему казалось, сбудутся мечты о путешествиях, сытной еде и приличной одежде. Когда Ивану исполнилось 15 лет, он с согласия родителей уехал в Москву, где и начались его «университеты». Работал рассыльным, грузчиком, книгоношей. Экономил каждую копейку, чтобы покупать книги и билеты на галерку в Художественный и Большой театры. С замиранием сердца смотрел пьесу Горького «На дне», слушал Ф. Шаляпина, Л. Собинова, А. Нежданову.
Увлекаемый мечтой о дешевых яблоках, вечном тепле и «райской жизни», побывал в далеком Ташкенте, вернулся разочарованным: и в Средней Азии он увидел ту же нищету, бесправие, забитость и произвол.
В 1916 году Чичаева призвали в армию. Боевое крещение получил на Юго-Западном фронте. После Октябрьской революции охотно приобщился к политической и общественной деятельности, избирался членом солдатского комитета в своем полку. После возвращения в родные края в 1919–1922 годах работал в органах ВЧК в городе Рузаевка и на станции Алатырь. В эти бурные годы он повстречал «самую лучшую девушку во всей России» — голубоглазую Ксению Теплову, которая стала его верной подругой.