Взволновался я! Чувствую, что не могу больше сидеть, тянет неудержимо куда-то. Встал со скамьи и только завернул за угол дорожки — погребальная процессия мне навстречу идет: гроб белый глазетовый на руках несут.
Снял я шляпу, пропустил его мимо себя и пошел с сопровождавшими: их двигалась целая толпа. Один господин показался мне знакомым. Вгляделся в него — батюшки, да это Иван, брат Иры: бородой зарос, понурый идет, убитый!
Тронул я его за плечо.
— Ваня?.. — говорю. — Кого хороните?
Он вскинул на меня глаза и сразу узнал.
— А, это ты!.. — равнодушно сказал. — Иру хороним.
И вдруг как затрясется весь, как осыплется слезами — должно быть, я старые воспоминания в нем видом своим разбередил!
В коротких словах заключил он годы: несколько лет назад Ира вышла замуж и жила в Киеве. В день смерти она собиралась поехать на маскарад, очень нервничала почему-то; перед самым отъездом из дома подошла к зеркалу примерить маску и вдруг закричала и упала. Когда ее подняли — она была уже мертва — скончалась от разрыва сердца.
— Что же могло ее так потрясти?.. — спросил я.
Иван пожал плечами.
— Не знаем!., никого посторонних в доме не было! Разве отцовского портрета испугалась — он у них в том зеркале отражается?..
Я все понял… понял и то, что овеяло меня и березку: это душа Иры мимо меня прошла…
Так я и остался холостым!.. — закончил Заварнин свой рассказ. — Поздно прозреваем мы, в чем и где наше счастье… Однако, уж полночь, пора спать, если разрешите?..
На другое утро опять низко висели бурые лохмотья неба, лил дождь, белый кот клубком спал среди тишины на горячей лежанке.
Я ходил в мягких туфлях от окна к окну и смотрел на большак, где черной точкой долго маячила коляска Заварнина.
Рига, 1927
Умирал богатый, уважаемый всеми, известный деятель Поплавин.
Зима стояла ветреная, бесснежная, ездили на колесах и потому улица перед домом его была густо устлана соломой; ни малейший шум не проникал сквозь спущенные толстые занавеси в просторную и высокую спальню.
Кроме больного, в ней находился лечивший его профессор, невысокий плотный господин в золотых очках, с ухватками обезьяны и лысой головой в виде дыни. Профессор стоял у постели и, крепко зажав в кулак бритый подбородок, склонил на бок голову и молча глядел на пациента.
От Поплавина — жизнерадостного пятидесятилетнего здоровяка — оставалась лишь тень, так он исхудал и измучился за время болезни. Он лежал, раскинув бессильные руки и дышал, с хрипом и свистом вздымая грудь.
Увидав, что Поплавин открыл глаза, профессор изобразил на лице своем подобие улыбки.
— Ничего… ничего!.. — проговорил он. — Дело идет на поправку, скоро поставим вас на ноги!