— Мы же его ищем? — подтолкнул его я.
— Не мы, другие люди. Тебе лучше не знать. — Бородавочник решил, что это прозвучало слишком начальственно, и попытался перевести все в шутку: — Ты же у нас готовишься к Страшному Суду.
— Не то чтобы готовлюсь — как раз нет. Просто считаю, что этой «встречки» нам всем не избежать.
Эсквайр усмехнулся: быстро учусь. Но глаза у него по-прежнему были серьезными.
— Что с семьей твоей делать будем? Тебе, сам понимаешь, из Москвы пока ни ногой.
— Пока!
Нет, сидеть здесь и ждать, когда небо рухнет мне на голову, я не собирался. Решение не сложилось сначала в голове, как это со мной обычно бывает, а возникало по мере того, как я говорил, слово за словом:
— Я поеду в Англию и разыщу его.
3
Сначала Эсквайр пробовал меня отговорить. Потом угрожал домашним арестом и смирительной рубашкой. Этот бесстрастный кукловод, прекрасно знающий, за какую веревочку надо потянуть, чтобы получить то, что ему было нужно, действительно пытался заставить меня затаиться в Москве. Потом он понял, что дело это пустое. И мне показалось, что такой вариант ему на самом деле нравился. И для решения проблемы — ведь кроме меня Мохов знал еще кучу людей, которых придется выводить, — и потому, что моя мужская реакция вызывала у него уважение. Тем не менее Бородавочник находил все новые и новые, прямо скажем, не лишенные основания возражения.
Наконец я сказал:
— Виктор Михайлович, давайте оставим эти игры. Если бы я сам не был в списке возможных жертв, вы бы что, мне такое дело не доверили?
— Да у меня другого такого и нет. Честно тебе говорю, без лести. Именно поэтому я просто обязан тебя сохранить.
— Сохранить? Сохранить, вы сказали? Семью я потеряю. Не возражайте, я знаю! Вы посадите меня в один кабинет с Лешкой Кудиновым, чтобы он не давал мне пить на работе. Но на работе мы же не двадцать четыре часа в сутки. Я быстро деградирую, и посылать меня на задания вы уже поостережетесь. Сколько я так протяну? Можете уже сейчас заказывать мне место на Кунцевском кладбище.
Эсквайр замолчал. Только губы стиснул еще сильнее, теперь у него рот просто превратился в морщину поперек лица. Запирает ход эмоциям.
— Хорошо. Тебя не переспорить, а приказывать не хочу. Ладно, ладно, я сдаюсь! С чего думаешь начать?
Действительно отбрасывал эмоции.
— Мне бы его дело посмотреть. Никак невозможно?
Бородавочник уставился на меня в упор.
— Никак?
— Ты бы свое оперативное дело дал кому-то посмотреть? То-то. Оно и у меня в руках было с полчаса.
— И никаких выписок, никаких заметок, разумеется, вы не делали?