В 1894 году вышла в свет повесть «Вильсон-простофиля», в которой сплетены разные идеи и мотивы. Местом действия книги Твен снова сделал маленький городок на юге США времен его детства. Для того чтобы понять современность, писатель снова и снова пытался разобраться: а какова же была Америка его молодых лет? Порою в его художественных произведениях, записях, дневниках и письмах, где говорится о прошлом, доминирует, так сказать, томсойеровская линия — стремление показать, насколько лучше, добрее были простые обитатели Запада в середине ХІХ века, чем современные американцы; порою берет верх линия «гекфинновская», и он подчеркивает темное начало в жизни родных деревушек.
В «Вильсоне-простофиле» есть детективная тема, связанная с образом развращенного и преступного «белого негра»; рассказывается о том, как юрист-неудачник Вильсон много лет собирал отпечатки пальцев и как это помогло ему обнаружить виновника изображенного в повести убийства. Но значение этого произведения прежде всего в показе рабовладельческого городка, страшной судьбы негров, тупости обывателей, жестоких провинциальных нравов. Марк Твен развивает также знакомый мотив: богатство и бедность, удача и рабская судьба зависят от внешних факторов, от случайностей.
Афоризмы Вильсона усиливают мрачное начало в книге. Смерть-избавительница от страданий, смерть лучше жизни, человек бесчестен, говорит Вильсон. Подобные же мысли заносит Твен и в свои записные книжки. Писатель, развивавший в ряде своих произведений взгляды просветителей, теперь выступает против важнейшей особенности просветительского мировоззрения — против оптимизма. Афоризмы «Вильсона-простофили» полемически заострены против афоризмов «Простака Ричарда», созданных крупнейшим деятелем американского Просвещения В. Франклином. Твен и раньше посмеивался над сентенциями Франклина, улавливая в них черты буржуазного самодовольства, но в конце ХІХ века он прямо противопоставил франклиновской вере в счастливое будущее, скепсис, издевку над буржуазными добродетелями. В дни, когда американцы праздновали четырехсотлетие эпохального путешествия Колумба, завершившегося открытием Америки, Твен раздраженно заметил, что было бы неплохо, если бы Колумб проехал мимо Америки, так ее и не открыв.
То обстоятельство, что автор «Вильсона-простофили» выступил со своими пессимистическими афоризмами еще в первой половине 90-х годов, лишний раз показывает всю необоснованность суждений буржуазных литературоведов, которые видят источник отчаяния, охватившего писателя к концу жизни, только в его личных утратах. Когда создавались первые мрачные афоризмы Вильсона, еще были живы жена и дочери Твена, он еще не знал чувства личного одиночества. Но холодно, неуютно было знаменитому писателю в богатой Америке конца века. С тоской искал он в народе смелых, гордых людей, которых мечтал сделать героями своих произведений.
И тогда-то Твен написал большую и восторженную книгу о Жанне д'Арк (1896). В этой француженке, героине далекого прошлого, Твен нашел душевное благородство и готовность действовать во имя всенародного дела. Разумеется, и американская действительность периода нарастания классовых боев, демонстраций и стачек была богата яркими людьми, героическими народными борцами. Это было время Парсонса и Дебса.
Твен сочувствовал рабочим, но ограниченное понимание ни смысла пролетарской борьбы в США суживало творческие возможности уже немолодого писателя.
Жанна д'Арк привлекала Твена своей чистотой и верностью избранному пути, она дитя народа. Подчеркивая патриотизм Жанны д'Арк, писатель показывает, что в этом прекрасном характере не было ни тени эгоизма, своекорыстия. Поэтому она и сумела поднять народ на борьбу. Не все части романа одинаково интересны и художественно выразительны. Многое в первых главах книги кажется перепевом читанного. Рисуя образ Жанны д'Арк, Твен порою некритически, следует традиционным суждениям историков. Наиболее сильные страницы романа те, которые посвящены изображению трагических переживаний героини, когда она оказалась в руках врагов. Твен обрушивает на мучителей Жанны д'Арк всю силу своего негодования, своего сарказма. Образ орлеанской девы приобретает в заключительной части книги новую глубину.
В эти годы Твен писал необычайно много, однако подавляющая часть созданного им тогда не была опубликована при жизни автора. Произведения Твена последних десяти — пятнадцати лет его жизни в значительной мере остаются неизвестными читателю и по сей день.
Незадолго до испано-американской и англо-бурской войн писатель проделал путешествие вокруг света. Оно было вынужденным. Дело в том, что в середине 90-х годов Твен, имевший собственное издательство, потерпел банкротство. Необходимость покрыть долги заставила его снова обратиться к ремеслу «лектора»-юмориста. Как ни ненавидел писатель это «клоунское», по собственному его определению, занятие, ему пришлось предпринять длительную и тяжелую поездку с «лекциями». В результате появилась новая книга путевых впечатлений — «По экватору» (1897). Как не похоже это произведение на «Простаков», даже на «Пешком по Европе». Его писал человек бесконечно усталый.
Индия, Австралия, другие экзотические страны… Но Твена не радует путешествие. Трудным был и процесс создания книги. То, что видел писатель в колониальных странах, отнюдь его не радовало. Твен многого не понимал, временами ему казалось, что англичане принесли Индии что-то хорошее. Но перед его глазами все время было мучительное положение туземцев; он видел, что несправедливость каждый день вторгалась в жизнь рядовых людей. И потому даже самым невинным по содержанию главам были предпосланы новые злые афоризмы героя книги «Вильсон-простофиля».
Твен посетил Южную Африку незадолго до событий, предшествовавших захватнической войне англичан против буров. Обстановка была сложная, разобраться в ней было нелегко. Но он уловил главное: Сесиль Родс, возглавлявший борьбу с бурами, и те, кто с ним связан, — захватчики, поработители. Он пишет о Родсе: «Я восхищаюсь им, признаюсь в этом со всей откровенностью, и когда его повесят, я куплю кусок веревки на память!»
Родса не повесили. Силы империализма настойчиво выдвигались на авансцену не только в Англии, но и в США. И именно заокеанская республика, которую многие называли бастионом демократии, развязала первую войну империалистической эпохи. В том самом 1898 году, когда американцы, потопив испанский флот, захватили Кубу и Филиппины, Твен опубликовал рассказ «Репортаж в «Лондонском таймсе», действие которого перенесено в XX век. Он славит величие науки и выражает сочувствие Дрейфусу — жертве французских реакционеров. Этим рассказом Твен как бы заявлял, что не ушел от современности, что его волнует все происходящее на свете, что его место в рядах тех, кому дорога справедливость.
Тогда же был написан один из самых глубоких и художественно-совершенных рассказов Твена — «Человек, который совратил Гедлиберг» (1899). Автор рассказа не мечется в лабиринте противоречивых настроений, он точно знает, что хочет сказать, и уверенно ведет за собой читателя. Твен показывает, что люди бесчестны, хищны и наглы, но не все люди, а богачи, «цвет» городка, «цвет» нации. Ему претит лживое утверждение, будто в Америке господствуют неподкупность и свобода. Нет, в верхах властвуют хищничество и обман. Богачи не прочь бы выглядеть «непогрешимыми›› и «неподкупными», но в них нет и грана чести. Таков подлинный моральный облик хозяев Америки в эпоху империализма.
Начался заключительный, четвертый этап творчества писателя, охватывающий последние двенадцать лет его жизни.
В связи с испано-американской войной Ленин указывал, что американский народ, который в XVІІІ веке дал миру образец революционной борьбы против феодального рабства, «душил Филиппины, под предлогом «освобождения» их». Апологеты империализма пытались представить захватническую войну актом великодушия со стороны США: разве американцы не помогают народным массам Кубы и Филиппин освободиться от испанского владычества?! Эта демагогия на короткое время обманула Твена. Но как только выяснилось, что вашингтонское правительство прибрало Филиппинские острова к рукам и начинает против туземцев кампанию истребления, писателю открылась истина.
Тяжело переживая акт вероломства США по отношению к филиппинцам, Твен пытался понять, как все это стало возможным. Он так и не воспринял идей социализма, и банкротство буржуазной демократии начинало представляться ему банкротством человека вообще. Тогда-то он и довел до логического конца свою глубоко ошибочную концепцию природной низости людей. В книге «Что такое человек», написанной в конце века, но появившейся в печати лишь в 1906 году, люди изображены существами, лишенными истинно-человеческих чувств, своего рода машинами. «Я не вижу большой разницы между человеком и часами…» — говорит писатель. Человек — орудие Сатаны, «собрание нечистот», писал Твен в другой своей книге — «Таинственный незнакомец», которая вышла в свет уже после его смерти.
Писатель-демократ был слишком близок, однако, к простому народу, чтобы всецело оставаться на позициях неверия в человека. Не с холодным равнодушием, а с гневом взирает он на мерзости империализма, Твен хочет знать, кто именно повинен в новых фактах бесчеловечности американских войск на Филиппинах, варварских действиях англичан в Южной Африке, зверствах империалистов в Китае. Он выражает ненависть не к человечеству в целом, а к правителям США и других «христианских держав» (по его ироническому выражению), генералам, богачам. Твен выискивает самые ядовитые слова, чтобы нанести своим врагам удар покрепче. В эти годы с новой силой оправдалось замечание сатирика, что смех — это оружие, грозное оружие в борьбе за правду. Сатана говорит в «Таинственном незнакомце››, что при всей своей бедности человечество имеет «одно мощное оружие — смех… Против смеха ничто не устоит».
В последние годы жизни Твен создает много статей, рассказов, памфлетов, в которых мужественно выступает против захватчиков, миллионеров, милитаристов. Собственно говоря, пессимистические рассуждения Твена о человеке тоже нередко представляли собой форму критики империализма. Так, в «Таинственном незнакомце» писатель саркастически говорит о прогрессе как о поступательном движении человечества на пути создания все более ужасных средств убийства. В этой повести, действие которой развертывается в средние века, есть прямая перекличка с тем, что творилось в Америке на пороге нового столетия.
Свои мизантропические теории Твен порою преподносит под таким углом, что они теряют всякий смысл, звучат пародийно. В памфлете «В защиту генерала Фанстона» изображен американский генерал, предательски захвативший в плен вождя филиппинских повстанцев Агвинальдо. Писатель презирает этого империалиста, нарушившего все законы человеческой морали. И в своей «защите» Фанстона он исходит из того, что во всем виновата «подлая» человеческая природа. Это «натура» Фанстона «всему виной, а вовсе не Фанстон. Его натуру всегда тянуло к моральному шлаку». Твен здесь явно иронизирует. На самом деле, явствует из его слов, в злодеяниях, осуществленных Фанстоном, виноват он сам, этот американский генерал, а не человек вообще. Писатель полон сочувствия к колониальным народам и откровенно издевается над Фанстоном, чья совесть «испарилась сквозь поры его тела, когда он был еще маленьким». По существу и твеновская теория природной низости человека становится предметом издевки.
Твену-антиимпериалисту во многом были близки позиции тех «последних могикан буржуазной демократии» в США, которые, как отмечает Ленин, называли войну Америки против Испании «преступной», объявляли «обманом шовинистов» поступок по отношению к Агвинальдо, но боялись «признать неразрывную связь империализма с трестами и, следовательно, основами капитализма…»
Вместе с тем, осуждая империализм, Твен выражал чувства и мысли широчайших демократических слоев, народный протест против власти монополистов и поработителей чужих народов.
Антиимпериалистические памфлеты, созданные Твеном на рубеже ХІХ и XX веков, — великолепные образцы этого жанра. Они жгут и жалят, дышат яростью.