— Ну и дела… — пробормотал я. — Неужели эти твари ушли налегке, без добычи? Или, бросив ее, в панике сбежали?
И только сейчас я вспомнил про заколоченный лаз в подполье, который до сих пор не осмотрел. Виной тому был валяющийся на полу холодильник. Когда я заглядывал в кухню, он заслонил от меня расположенную в углу крышку подпола. Но я все — таки про нее не забыл и желал теперь на нее взглянуть.
Мародеры добрались и до подполья. Подняв палас, они не могли не заметить люк, который их заинтересовал. И в обычных подпольях люди, бывало, прятали много чего ценного, а когда вход туда забивают досками, это тем более неспроста. И доски, что тридцать с лишним лет назад были прибиты на огромные гвозди, не устояли против грабителей с ломами, которые разделались с ними без особого труда. Саму крышку охотники за сокровищами отрывать не стали, просто откинули ее на петлях назад на пол. Ведущая вниз лестница за столь долгий срок превратилась в труху. Но мародеры вышли из положения, сбросив в лаз тот самый кухонный шкафчик, где прежде Матвеевна держала бутыль с самогоном. Теперь, чтобы спуститься в подпол, надо было первым делом сползти на этот шкафчик, а с него — на землю. Что тоже оказалось удобно, беря во внимание глубину подвала — аккурат в мой рост. Зато в ширину подпольная яма оказалась просторной. Ее площадь была ограничена фундаментом дома, и если бы хозяевам не помешал полтергейст, они могли бы соорудить здесь уютный подвальчик. Теперь же в подполе не было ничего интересного. Заглянув в лаз и посветив фонариком, я обнаружил лишь сваленную в углу кучу хлама, состоящую из рваного тряпья, старой обуви, кусков веревок, мятых обломков железа, пары оранжевых строительных касок и… хм, мне и правда не почудилось — аквалангистского ласта!
— Ну и дела! — повторил я. — А эта штука как здесь очутилась?..
Ласт был определенно современным: сложной формы, с ярко — желтыми вставками и логотипами на английском языке. Даже сегодня, когда подобный товар имелся в любом спортивном магазине, дайверское снаряжение на далеком от всех водных курортов хуторе казалось чем — то из ряда вон выходящим. Но еще загадочнее этот ласт выглядел в подполе, который, по словам Матвеевны, не вскрывали аж три десятилетия!
— Эй! Эй, как там тебя… Тарахтун!.. А ну — ка, погреми, если ты меня слышишь! — громко позвал я, решив, что, если полтергейст еще здесь, сейчас ему самое время объявиться. И тогда я с чистой совестью уберусь из этого проклятого места, не забыв, разумеется, прихватить старушечий телевизор. Который и привезу в музей в качестве доказательства того, что я побывал у нее в гостях, но больше ничего тут не обнаружил.
Ответом мне была тишина. Такая же глухая, что встретила меня, когда я переступил порог дома.
— Наверное, ты, дружище, затосковал без бабушкиных песен, вот и покинул навсегда мертвый хутор, — рассудил я вслух. — Ну что ж, это хорошо. Значит, была не была, слажу вниз и разберусь, что за барахло тут припрятано.
Оставив двустволку наверху возле люка, я осторожно, дабы не раздавить ногами шкафчик — подставку, спустился в подпол. Это был самый обычный заброшенный подвал с земляными стенами. Осветив его фонарем, я подошел к куче хлама и разгреб ее ногой. После чего испытал еще большее удивление, потому что остальное барахло при ближайшем рассмотрении оказалось не менее странным, чем ласт. Тряпье было на самом деле остатками дайверского гидрокостюма, а также защитного комбинезона. Второй походил на те, что носят сегодня работники коммунальных служб, только дороже и прочнее. Рваная обувь тоже была не из дешевых: альпинистские ботинки и высокие кроссовки на толстой подошве. Веревки являли собой обрывки капроновых тросов — таких, коими пользуются верхолазы или спелеологи. Мятые и рваные куски металла оказались фрагментами дайверских кислородных баллонов и обломками рюкзачных каркасов. Да и каски были не строительными, скорее верхолазными. А на одной из них имелся разбитый фонарик и надпись, сделанная от руки черной краской: «Бенито».
Осмотрев подписанную каску, я не отбросил ее в сторону, а водрузил себе на голову. Зачем? Пробираясь к куче хлама, я едва не стукнулся об одну из балок, к которой были прибиты половицы. Поэтому идея защитить макушку показалась мне здравой — не хотелось набить на ней шишку или расцарапать о ржавый гвоздь.
Вторая каска была уже не столь интересной — треснутой пополам и без надписи. Вдобавок ее покрывали бурые пятна, очень похожие… неужто на запекшуюся кровь?.. Догадка насчет крови вынудила меня вновь осмотреть обрывки комбинезонов и ботинки. Помимо пятен обычной грязи точно такие же пятна виднелись и на них. И не только на них! Поводив лучом фонарика туда — сюда, я обнаружил на утоптанной земле не просто пятна, а целые потеки и лужи высохшей бурой жидкости, тоже очень похожей на кровь. А кроме того, пол был исцарапан параллельными бороздами. Такими, какие могли оставить пальцы человека, когда его волокли за ноги, а он этому отчаянно сопротивлялся.
Трудно было сказать насчет бурых пятен, я не криминалист, но борозды выглядели относительно свежими. Примерно так, как выглядят на земле следы от граблей, оставленные недавно. Все они начинались возле лаза, а заканчивались в противоположном от него углу. Который был совершенно пуст. Вроде бы… Или нет, постойте — ка…
Когда я освещал подпол фонариком, то обнаружил в том месте углубление диаметром метра полтора — возможно, при строительстве дома оттуда выбрали немного грунта. А затем ямку, как и остальную землю в подполе, утоптали, но полностью она не исчезла. Дабы осмотреть ее получше, мне надо было поднять фонарь выше, но этому мешал низкий подвальный потолок. Пришлось подойти к ней совсем близко и только потом изучить ее как следует. Это оказалось не просто углубление и даже не яма, а целая нора, уходящая вертикально вниз. Фонарик у меня хороший, охотничий, светит далеко. Но его направленный в нору свет растворился в темноте, не достав до дна. А еще оттуда исходил запах, на удивление знакомый. Да и какой бы рыболов — рыбалкой я тоже увлекался — его не узнал: точно так воняют дождевые черви в банке, когда побудут в ней денек — другой. Вот только, чтобы заполнить эту бездонную нору запахом, в ней должны были кишеть сотни тысяч, если не миллионы червей. Тогда как я не замечал на ее стенах ни одного червячка. Даже на той глубине, где им было бы сейчас не холодно.
— Что за чертовщина! — выругался я во мрак.
И мрак мне ответил.
Сначала это были толчки, похожие на сейсмические. Тряска продолжалась секунд десять, и все это время я пытался удержаться на ногах, поскольку земля подо мной ходила ходуном. Пришлось отшагнуть назад и ухватиться за балку, поскольку не хотелось бы сверзиться в нору, если ее край вдруг обвалится. А затем я услышал рокот. Тот же самый, что был здесь два с половиной года назад, запомнившийся мне на всю оставшуюся жизнь…
После я крепко пожалел о том, что не задал стрекача сей же миг. Потому что, удрав сразу, я продолжил бы считать «подпольщика» полтергейстом — незримым духом, которого опять потревожил своим визитом. И это было бы менее болезненное воспоминание, нежели то, с которым я сегодня вынужден жить. Но вместо того, чтобы броситься наутек, когда тряска прекратилась, я — проклятое любопытство! — зачем — то снова шагнул к норе и посветил в нее фонарем.
На сей раз луч света не растворился в темноте, а наткнулся на нечто, находящееся от меня всего в десятке метров. Это нечто можно было принять за человеческое лицо, если бы оно не занимало собой в ширину почти всю нору. И вид у него был такой… В общем, представьте себе человека, запаянного в вакуумную упаковку из полупрозрачной пленки. А затем представьте, как при этом будет выглядеть его лицо. И как оно будет двигаться под пленкой, пока тот человек не задохнется и не умрет. Что — то похожее, только величиной с колесо грузовика, таращилось на меня выпуклыми глазами — бельмами из глубины, открывая и закрывая огромный рот, словно выброшенная на берег рыбина, и издавая громкие рокочущие звуки.
От неожиданности и страха я даже подпрыгнул, ударившись каской о балку и выронив фонарь, который, кувыркаясь, полетел в нору и упал прямо на этот бледный лик, но не пролетел через него насквозь, а отскочил куда — то вбок, чем подтвердил то, что в норе находится не бестелесный призрак, а материальное существо. И удар фонарем по морде его очень разозлил! Зарокотав еще громче, оно тут же рванулось вверх.
Да так стремительно, будто сзади его подталкивала струя гейзера.
Земля вновь затряслась, только я уже не обращал на это внимания, со всех ног удирая к лазу и успевая заметить боковым зрением, как над норой извивается что — то белое, длинное и очень гибкое. Я бежал почти без оглядки, но, выскакивая из подпола, волей — неволей бросил мимолетный взор назад. И с содроганием увидел, что эта червеобразная тварь продолжает быстро выползать из норы и свиваться в кольца, подобно выдавливаемой из тюбика зубной пасте. Разве что паста после этого уже не двигается, а бледный червь с наполовину человеческим лицом, напротив, стал метаться из стороны в сторону и хватать огромной пастью воздух. И было очевидно, кого он пытался изловить.
Само собой, про телевизор я даже не вспомнил — хоть не забыл подхватить с пола ружье, и то хорошо! Хорошо и то, что снегоход не подвел, завелся с полоборота и помчал меня прочь, стоило лишь врубить передачу и поддать газу. Не думаю, что кто — то мог бы заставить меня оглянуться, даже приставь он мне к голове ружейный ствол. И все же, посматривая краем глаза в зеркало заднего вида, я засвидетельствовал последние мгновения жизни дома Аграфены Матвеевны. Видимо, вконец озверевший Тарахтун разнес ему фундамент, потому что едва я развернул снегоход и вернулся на свой след, как стены дома обрушились. Сложившись внутрь, они оказались завалены упавшей сверху крышей и превратились в курган из обломков. Впрочем, и его я видел совсем недолго, так как он сразу же утонул в густом облаке разлетевшейся вокруг пыли…