— Тихо! Ти-ха!.. Ленин чему учил? Первым делом захватить почту, вокзал и телеграф…
— Да кому он сейчас нужен, телеграф? При интернете.
— А неважно! Телеграф — это символ! У кого в руках телеграф — тот и победил…
Итак, механизм явления, можно сказать, обнажился: перевод регулятора с цифры на цифру сплачивает людей в группы. Беда, однако, в том, что группы эти люто ненавидят друг друга. Хотя, позвольте! А если взять и перейти на следующее деление? По логике, две фракции должны слиться в одну. Браниться станет не с кем — и вот оно, долгожданное согласие!
Я снова раскрыл портсигар и решительно сдвинул рычажок.
Как и в прошлый раз, все запнулись — возникла краткая пауза. Затем над стойкой взмыло разгневанное личико барменши.
— Вот вы тут орете, — бросила она в сердцах, — а через неделю нас, может, выселять придут!
— Откуда выселять?
— Отсюда! Из Дома литераторов!
— С какой это радости?
— А с такой радости, что племяннику вице-мэра помещение под офис потребовалось!
— Не имеют права! Мы — общественная организация!
— Союз художников — тоже общественная! И Союз композиторов — общественная! А выселили как миленьких!
— Сейчас Год литературы!
— Вот в честь Года литературы и выставят…
Бар взбурлил.
— Сволочи! Разворовали страну, разграбили! Все им мало!
— Беспредел! Одно слово — беспредел!
— Мочить их, козлов! — завопил кто-то пронзительнее всех, и лишь мгновение спустя до меня дошло, что это я сам и завопил.
Вздрогнул, огляделся со страхом. Вокруг налитые кровью глаза, криво разинутые орущие рты. Вот оно, единомыслие.
Но я еще владел собой, я еще был вменяем. Последним усилием воли заставил себя откинуть латунную крышечку, собираясь вырубить к едрене фене дьявольское устройство, однако пальцы, вместо того чтобы перевести рычажок в нулевое положение, сами (клянусь, сами!) сдвинули его на четверку. То есть на максимум.
А дальше…