— Постой, Отмычка! К чему такая спешка?
Долговязый невольно вздрогнул, будто от удивления, что его окликнули таким странным прозвищем, и пристально взглянул на собеседника.
— Откуда ты меня знаешь? — спросил он.
— Ты часом не Тристан Мадейра по прозвищу Отмычка, второй рулевой с «Ниньи»?
Моряк еще не успел кивнуть в ответ, а канарец уже засыпал его вопросами:
— Ты разве не помнишь меня? Я Сьенфуэгос, Гуанче, юнга с «Галантной Марии» — один из тех, кто остался в форте Рождества...
— Да иди ты! — воскликнул тот. — Как же ты вырос, парень! — сказал он, не сводя с канарца глаз. — Но я был уверен, что в форте все погибли.
— Все, кроме меня.
— Как же тебе удалось спастись?
— Я дезертировал еще до нападения и все эти годы бродил по окрестностям, хотя твой капитан не желает мне верить.
Вонючий толстяк, которому только что казалось, будто с этим делом покончено, выглядел слегка сбитым с толку. Он подозрительно посмотрел на испанцев.
Когда он снова властно обратился к долговязому, в голосе прозвучала неожиданная серьезность:
— Так значит, его слова правдивы? Он действительно был в первом плавании адмирала?
Отмычка пожал узкими плечами и развел руками в молчаливом жесте недоумения.
— Я помню, что на «Галантную Марию» тайком пробрался рыжий канарец, который лазал по вантам, как обезьяна. Я не сразу его признал, борода его очень изменила, но, похоже, это действительно он.
— Да я это, тупица ты этакий! — возмутился Сьенфуэгос. — Или ты не помнишь, как я взялся за рупмель в ночь кораблекрушения? Ты ведь шел за мной, прямо в кильватере, и первым понял, что мы сели на мель.
— Это точно. — Моряк по прозвищу Отмычка повернулся к капитану. — Это и в самом деле он. Никто другой не может знать такие подробности. Постой! Как звали рулевого, который бросил румпель в ночь кораблекрушения и в наказание был оставлен на Гаити?
— Кошак.
— Точно! — с этими словами моряк сгреб Сьенфуэгоса в объятия и крепко сжал: — Привет, Гуанче! Как же я рад, что ты остался жив... — Затем Отмычка вдруг отстранился и с легким опасением глянул ему в лицо: — А ты точно уверен, что больше никто не спасся?
— Только старый Стружка. Мы бежали с ним вместе, но через год он умер на Бабеке.
— На Бабеке? Золотом острове? — тут же вмешался капитан-португалец. — Что ты о нем знаешь?
Сьенфуэгос постучал пальцем по виску и загадочно улыбнулся.