- Что станичники, домой направляемся?
Ответы вразнобой:
- Да!
- Хватит, отвоевались!
- Пора по хатам!
- Штыки в землю!
- Да пошло оно все!
Я повернул своего вороного жеребчика, взятого с отцовой конюшни, и спросил:
- Так что же вы, браты? Неужели в родную станицу, словно бродяги вернетесь? Одеть погоны! Становись в походный порядок! Покажем отцам и дедам, что мы честные казаки, а не шелупонь подзаборная.
- Да, что там... - протянул кто-то из казаков.
- А ништо. Ты домой едешь, а там жинка и детки. Кого они хотят увидеть, справного казака, али грязного дядьку, с поражением домой вернувшегося? Одеть погоны!
Вот здесь меня послушались. Как один, казаки достали из походных вьюков погоны, которые никто не выкинул. А спустя несколько минут, когда паровоз, пыхнув паром, потянул эшелон с полком на Кавказскую, во главе сотни вооруженных всадников я проходил по станции. Жмущиеся к домам солдаты посматривали на нас с опаской, а в одном из окон я заметил Одарюка, который через приоткрытую занавеску наблюдал за прохождением нашей колонны и, наверняка, скрипел от злости зубами.
Эх, знай наших! И повернувшись к казакам, я оглядел их приободрившиеся лица, и громко спросил:
- Браты, споем нашу полковую, которую в 14-м году отец Константин на Туретчине сочинил?
- Споем! - откликается сразу несколько человек.
- Запевай! - команда слышна всем и спустя мгновение над станцией разносится сочиненная три года назад нашим полковым священником Константином Образцовым песня:
С песней, от которой в окнах стекла подрагивали, мы прошли невеликую узловую станцию Тихорецкая, и уже к вечеру были в родной станице, в которую мной загодя был послан гонец с известием о прибытии казаков. Терновская встречала своих воинов как положено, хлебом-солью, звоном колоколов и радостными лицами жен, дождавшихся своих мужей. Хороший тогда был день и замечательный праздник случился. Последний праздник перед началом моей собственной Гражданской войны.
Бойцы 1-го Черноморского революционного отряда вернулись в Севастополь десятого декабря. Они доставили в город тела восемнадцати матросов, погибших в боях с колчаковцами, и по этому поводу на кладбище был проведен митинг. Один за другим, бойцы из отряда Мокроусова поднимались на грубо сколоченную трибуну, клялись отомстить за павших товарищей и призывали перебить еще не разбежавшихся с флота офицеров. Всех до единого. Без жалости. Однако в тот день кровопролития не случилось. Представители Севастопольского Совета запретили трогать бывших царских холуев и сделали все возможное для того, чтобы утихомирить разошедшихся мокроусовцев. Разумеется, революционных матросов это не устроило, но пока они смирились и разбрелись по своим кораблям.
Раненый в кисть Андрей Ловчин, которому только чудом полевые коновалы не ампутировали левую руку, с двумя товарищами, обозленный и недовольный мягкотелостью Совета, вернулся на родной «Гаджибей». Здесь в основном матросском кубрике вместе с братишками он решили провести свой собственный митинг. Вот только сразу собрать экипаж не получилось. Большинство авторитетных матросов эсминца во главе с унтер-офицером Зборовским гуляли в городе, и вернуться должны были только следующим утром. В связи с этим сбор команды решили перенести, и пока можно было отдохнуть.
Сигнальщик посетил камбуз, отужинал гречневой кашей с мясом и вернулся в кубрик. Не раздеваясь, он прилег на свое законное место. Спрятал под одеяло трофейный «наган», тот самый, пуля из которого нанесла ему увечье и пристроил на грудь перевязанную руку. После чего Андрей вслушался в монотонную размеренную речь молодого матроса Ильи Петренко, который вслух, для неграмотных моряков последнего набора, читал очередную прокламацию.
- Выдержки из речи товарища Ленина на Всероссийском Съезде Военного Флота 22-го ноября 1917-го года. - Петренко прокашлялся, и продолжил: - Нас осыпают градом обвинений, что мы действуем террором и насилием, но мы относимся к этим выпадам спокойно. Мы говорим: мы не анархисты, мы сторонники государства. Да, но государство капиталистическое должно быть разрушено, власть капиталистическая должна быть уничтожена. Наша задача строить новое государство, государство социалистическое. В этом направлении мы будем неустанно работать, и никакие препятствия нас не устрашат и не остановят. Уже первые шаги нового правительства дали доказательство этому. Но переход к новому строю процесс чрезвычайно сложный, и для облегчения этого перехода необходима твердая государственная власть. До сих пор власть находилась в руках монархов и ставленников буржуазии. Все их усилия и вся их политика направлялись на то, чтобы принуждать народные массы. Мы же говорим: нужна твердая власть, нужно насилие и принуждение, но мы его направим против кучки капиталистов, против класса буржуазии. С нашей стороны всегда последуют меры принуждения в ответ на попытки - безумные, безнадежные попытки сопротивляться Советской власти. И во всех этих случаях ответственность за это падет на сопротивляющихся.
Петренко прервался и обратился к Ловчину, с которого старался во всем брать пример: