Сначала ей снился звон колокольчиков. Не Тханурских - гулких и медленных. Звучали крошечные золотые колокольчики храма Набары, весело и задорно. Перекликались друг с другом, рассыпали золото мелодии в воздухе, и казалось, что пахнет терпкими травами и морской солью.
И, совсем немного, полынью.
Жара окутывала все тело, заставляя сердце биться гораздо чаще. Где-то, совсем близко, били в барабаны жрецы, но их невозможно увидеть. Хотя Птица и так знала, что барабаны высокие, узкие. Они украшены бахромой и оранжевыми бусинами. И на одежде жрецов тоже бахрома и оранжевые бусины.
И оранжевые огни повсюду. Они скакали в такт барабанному ритму, метались, потрескивали, но не могли сдвинуться с места. Каждый огонь - на высокой медной трехногой чаше. Чаши по залу - правильными кругами, и в центре этого круга Птица. Она привязана, она не может пошевелиться. Она хотела бы закричать, но вместо звуков из горла вырывается только шипение.
Ее лодыжки крепко-накрепко привязаны суровой веревкой, ее руки разведены в стороны и на ней совсем нет одежды. Ее голое тело покрывается потом, потому что в храме очень и очень жарко. Проклятые огни пылают так сильно, так яростно, что не хватает воздуха, и все пропахло горечью и страхом. И где-то за огнями, надрываясь, рычит... Рычит Травка!
Птица вскочила, почувствовала под пальцами мягкость спального мешка, тряхнула головой и поняла, что это был всего лишь сон. Навязчивый, странный, дурацкий сон.
Саен спит совсем рядом, и он спокоен. Мальчишки растянулись недалеко от огня, укрылись одним на всех троих одеялом и сопят слажено и тихо. Над головой неровный свод пещеры, прячущий от ветра и снега. Здесь хорошо и уютно, здесь вовсе не чувствуется никакой опасности. Потому можно выкинуть из головы глупые сны и попробовать успокоиться.
Только не выходило что-то. Птица пошевелила ногами и вдруг почувствовала слишком явную боль в лодыжках. Неприятно закололо в коленях, как будто она действительно стояла связанная, и кровь не могла свободно циркулировать в ногах.
Лихорадочно дернувшись, Птица принялась вылезать из мешка. Стянула носки, осмотрела ступни. Ни следочка от веревок, ничего вообще!
Тогда откуда такое явное ощущение боли? Откуда такое странное восприятие реальности? Будто сон - это тоже реальность, и Птице в ней было очень плохо и очень страшно?
Проснулся Саен, подкинул в огонь веток и удивленно посмотрел на Птицу.
- Что-то приснилось?
- Что-то странное... - глухо буркнула Птица.
Она и сама не могла понять - что ей приснилось.
- Набара? - в голосе Саена зазвучала злость.
- Нет. Какие-то огни, колокольчики...
- Пройдет. Так бывает. Иногда снится то, что с чем приходилось встречаться в жизни. Колокольчики храмов, огни и прочие вещи. Не обращай внимание. Иди сюда, ко мне.
Птица натянула обратно носки, обошла спящих братьев и села на край спального мешка Саена. Тот притянул ее, обнял за плечи, пробормотал:
- Замерзла, что ли? Давай ко мне в спальный мешок, рядом со мной будет теплее.
Мешок у Саена был здоровенным и толстенным. Прямо не мешок - а целое вместилище. Птице было неловко, но Саен подвинулся и просто пояснил: