— Помнишь, где подбили наш танк, который первым ворвался в город? — спрашивает Вячеслав Мстиславович и смотрит на меня пристально, словно для него очень важно, помню ли я это.
Показываю на стоянку такси. Теперь здесь выстроились одна за одной новенькие «Волги», ждут пассажиров. Из гастронома выходят парень с девушкой. Садятся в машину, едут. Смотрю им вслед. Они родились после войны.
Вячеслав тоже провожает их взглядом.
Некоторое время молчим. Идем по улице в сторону Свислочи. Зеленеют липы. Подъезжает машина, шофер кладет под дерево толстый шланг и включает мотор. Из шланга льется вода. Помню, как сажали эти липы. Я тоже сажала их после войны. В каменные ямы насыпали землю. Землю привозили из пригорода. В центре города земля была перемешана с битым стеклом, кирпичом и булыжником, расти на ней могла разве что крапива.
Хилые деревца выросли. Но их нужно было поливать, иначе они задохнулись бы.
Я люблю свой город. Радуюсь каждому новому дому, каждой улице. Я видела его разрушенным, изуродованным. Любят ли те, кто родился после войны, наш город так, как люблю его я? Не знаю. Иногда думаю об этом, глядя на своих сыновей. Младшему — восемнадцать. Как раз столько, сколько было моему старшему брату в сорок четвертом… Мне он тогда казался совсем взрослым.
Когда вижу, как жених с невестой несут цветы к памятнику Победы, к Вечному огню, мне кажется, молодежь помнит все, все понимает.
Вдоль тротуара, по обе стороны улицы, — портреты героев. Улица Героев, аллея Героев в городе-герое. Смотрю на портреты, вглядываюсь в лица — их знает каждый минчанин. А сколько было безымянных героев! Сколько…
— Завтра едем в Веркалы, на могилу Толи. Поедешь?
Завтра 9 Мая. День Победы. У меня были другие планы, но я, не задумываясь, соглашаюсь.
— Поеду.
— А сейчас зайдем к нам. — На мой вопросительный взгляд он добавляет: — Столько лет прошло!
И правда. Сколько лет прошло! Отстроился город, выросли дети, не видевшие войны. Осыпались, позарастали травой окопы — военные раны земли. И раны на теле человека давно зарубцевались, однако болят, ой, как болят по ночам! Моя мама не может смотреть фильмы о войне. Плачет. И когда услышит песню:
тоже плачет. Плачет по своему Витьке.
— Зайдем! — снова повторяет Вячеслав.
Дом из четырех комнат. Сад. У ворот гараж. В этом доме я у них впервые. Раньше они жили в другом месте.
В гостиной высоко на стене по обе стороны окна — портреты Лени и Толи. Увидела портреты, и у меня сжалось сердце. Леню я только раза два видела до войны. Летчик. Погиб под Сталинградом. Портрет Толи увеличен. Маленькая фотокарточка, с которой он сделан, сохранилась у нас до сих пор. Толя подарил ее Вите перед войной.
— О, невесточка моя пришла! — сказала Евдокия Емельяновна, мама Вячеслава. И заплакала…
Всякий раз в первые годы после войны я заходила к Полозовым, Евдокия Емельяновна встречала меня этими словами. И всегда плакала. Я терялась, не зная, как утешить ее. Слов, которые могли бы приглушить ее боль, у меня не находилось. Нет их, таких слов.
Евдокия Емельяновна первое время после войны часто приходила к моей маме, они ни о чем не говорили, только плакали. Увидят друг друга и заливаются слезами. Их сыновья были друзьями.
Мы со Славиком старались делать так, чтобы наши мамы не встречались. Слишком свежи были раны, кровоточили.
Так постепенно наши семьи разошлись. Потом Слава уехал жить в другой город. Мы переехали на квартиру в другом районе.