— Интересно, как это Якушев повлияет на чье-то персональное инферно, если оно, как ты говоришь, даже не часть человеческой природы?
— Так вот именно поэтому он и вызвал меня!
— То есть, влиять будешь ты?
— Во всяком случае, то, чем я занимаюсь, очень близко к понятию «изгнание инферно». Этакий научный экзорцизм.
Проходя мою терапию, пациенты, под гипнозом или без него, на довольно долгое время избавляются от многих неприятных вещей внутри себя, в том числе — и от совершенно чуждого им зла. Я надеюсь, ты ещё помнишь, насколько успешными были мои сеансы?
— Разве такое можно забыть? «Приговоренный к пожизненному заключению Лога Смерть добровольно жертвует больным все свои органы!» Не репортаж — бомба! Жаль только, результат твоего воздействия не вечен… Хорошо, и чем же конкретно ты собираешься заниматься на Монте-Сарро? — Андрея уже клонило в сон, и он искал подходящий повод закончить беседу.
— Ты прав, исцелить раз и навсегда — нельзя. Если бы мы знали способ проникать в самую глубь долговременной, а ещё лучше — генетической памяти, мир бы избавился от множества психических расстройств… — Виталий замолчал, глядя куда-то вдаль. — А у Якушева я буду заниматься тем же самым: лечить людей и очищать испытуемых от их персонального инферно.
Ведь сейчас у меня в руках — просто уникальные разработки нейро-лингвистического воздействия, можно сказать, волшебные тексты, внимая которым человек почти гарантированно избавляется от зла и агрессии на весьма ощутимый промежуток времени…
— Ну, хорошо. Это я понял. Ты будешь делать из людей праведников, а Якушев — измерять толщину нимба. Но зачем всё это нужно «Клон-Матрикс»? Неужели они задумали клонировать самого Мгангу Сапфира?
— Старик, мы говорим сейчас об очень серьезных вещах!
Руководство «Си-Эм-Джи» считает, что недавняя, вызванная бесконтрольным производством клонов мировая катастрофа, которую едва успели предотвратить, стала возможной именно из-за отсутствия полной идентичности разума «биологической модели» с разумом прототипа.
Вот они и желают добиться полной идентичности, используя опыт многих учёных, в том числе и опыт Якушева. Возможно, они решили, что мозг клона обязательно должен излучать «волну».
— «Добрые» клоны? Ну-ну… Слушай, Виталик, пожалуй, я лягу поспать, не возражаешь? А то завтра, на самом деле, сложный день.
— Ради Бога, чего ж сразу не сказал? — Храмов нетвердо поднялся. — Но учти, Андрюха: инферно становится всё больше, а их — всё меньше!
— Не понял. Кого — их?
— Людей. Тех, у кого душа осталась. Кто, как ребенок, способен разумом своим порождать «волну»… Их всё меньше и меньше! И ни я, ни Толя Якушев — никто из смертных уже не в силах это остановить… А знаешь, что будет, когда вообще ни одного не останется?
— Догадываюсь. «Бритиш Петролеум» упадут на тридцать пунктов?
— Эх, «Рубик»… Цинизм москвича убил в тебе поэта… Хорошо, хорошо! Ухожу!
Андрей уже расправил постель и собирался ложиться, когда дверь его купе вновь приоткрылась. Храмов был явно пьян, без пиджака, и выглядел совершенно разбитым.
— Знаешь, Андрюха… Иногда мне снится очень странный сон. Я вижу, как на Землю падает огромный метеорит. Затем удар, взрыв… Вспышка до того яркая, что я просыпаюсь…
Но самое страшное не это. Страшно то, что планета пуста. Нет ни людей, ни животных, ни птиц. Только мох и трава. И призраки…
И черные пятна городов.