Хайме стоял, как потерянный, все еще держа шляпу в руке. Потом вдруг встрепенулся, побежал к коновязи. Спустя минуту он уже скакал по улицам города. Во дворе дома спрыгнул с коня, кинулся в родительские покои.
Мать в столовой проверяла чистоту серебряной посуды, распекала служанку.
Дверь распахнулась от резкого удара, на пороге стоял Хайме.
— Где отец?
Графиня до Заборра испуганно всплеснула руками.
— Что с тобой, Хайме? На тебе лица нет… Святые угодники, что случилось?
— Где отец? — повторил Хайме, шумно переводя дыхание.
— Во дворце, на службе…
Звеня шпорами, Хайме зашагал к выходу. Графиня засеменила следом. Росалия высунула из своей комнаты любопытный нос.
— Опомнись, Хайме! — вопила графиня. — Ты хочешь ехать в таком виде во дворец? Посмотри на свои сапоги!
Сапоги у него были забрызганы грязью по колено, да и плащ тоже, и Хайме, бормоча проклятия, взбежал наверх, в свою комнату, чтобы переодеться.
Кинул плащ в угол, зашарил на полке в поисках чистых чулок — и вдруг не то чтобы заметил, а скорее почувствовал, что в комнате что-то не в порядке. Он оглянулся на стол — и замер.
Потайной ящик был раскрыт.
Хайме сунул в него руку. Нет портуланов, нет компассо…
Что было силы он лягнул ящик со взломанным замком. Прыгая через три ступеньки, сбежал вниз. Лицо его было страшно. Раздельно выговорил, глядя темными от ярости глазами на графиню:
— Кто-был-у-меня-в-комнате?
Из-за обширной спины матери выглядывала испуганная Росалия.
— Никто не был… Да что с тобой, Хайме, сынок?… Не выдержал. Гаркнул так, что во дворе залаяли собаки:
— Кто? Кто был у меня в комнате? Ну!
Графиня заплакала. Всхлипывая, жалобно сказала, что он не смеет кричать на мать. Что в доме не было чужих. Только дун Дьего, его друг, заезжал в полдень и очень огорчился, узнав, что Хайме нет дома…
— Дун Дьего? — У Хайме похолодела спина. — И больше никого? — Никого.
— А он… дун Дьего заходил в дом? — запинаясь, опросил Хайме.