– Если бы ты не метался взад-вперед, как курица, которой только что оттяпали голову, ты бы давно во всем разобрался. Ты посмотри, каким безумно сложным путем он к тебе подбирался! Если, к примеру, какая-то сволочь по неизвестной причине рассказала ему, кем ты был раньше, то у него не было бы никакой необходимости лезть в компьютерную сеть нашего родного Управления. А он полез. Почему? Да потому, что это для него – привычный способ добывания информации. Одни ломают руки, другие – компьютерные коды… Я еще раз хочу обратить ваше внимание на тот факт, что шантажист угрожал не столько Аверкину, сколько фирме, в которой он работает…
– Ты намекаешь, что он копал не под меня, а под “Кентавра”? – догадался Аверкин.
– Я думаю, что именно так обстоит дело, – ответил Илларион, – Весь этот, с позволения сказать, наезд – просто побочный продукт промышленного шпионажа. Даже его угроза ввести данные в Интернет выглядит не слишком убедительно. Я бы сказал, что шансы на это примерно пятьдесят на пятьдесят. Ну-ка, Коля, напряги извилины: с кем в последнее время наиболее остро конкурировала твоя контора?
Аверкин помедлил с ответом, закуривая сигарету. Мещеряков недовольно поморщился и опустил заедающее оконное стекло со своей стороны. Шелест дождя в кронах сосен сразу усилился.
– “Эра”, – сказал наконец Аверкин. – Больше просто некому. Рогозин в последнее время как с цепи сорвался. Гребет под себя все подряд, словно впереди у него десять жизней, и на все десять надо нахапать добра…
– Это та “Эра”, которую сейчас прокуратура шмонает? – уточнил Илларион.
– Прокуратура шмонает не “Эру”, а ее службу безопасности, – поправил Мещеряков. – И как раз на предмет электронного шпионажа и незаконного вторжения в частную жизнь граждан. Так что я вынужден признать, что твоя версия, Илларион, имеет право на существование. Правда, стиль работы слишком топорный… Обычно эти ребята действуют тоньше. Их уже не первый раз проверяют, и никогда ничего не находят. А тут – прямой шантаж, да еще затрагивающий интересы государственной спецслужбы. Непрофессионально как-то.
Забродов ненадолго задумался, сосредоточенно дымя сигаретой, а потом вдруг хлопнул в ладоши.
– Элементарно, Ватсон! – воскликнул он. – Стоит только сопоставить даты, и все становится на свои места! Действовал одиночка, причем действовал на свой страх и риск, в порядке самодеятельности. Обыск начался вчера, так? Смотрите, что получается: днем – обыск в службе безопасности “Эры”; ночью кто-то взламывает компьютерный банк информации ГРУ, его засекают, высылают группу захвата, но взломщик успевает смотать удочки; и, наконец, в начале седьмого утра кто-то звонит Аверкину, который работает на конкурентов “Эры”, и обещает не раскрывать его связи с ГРУ в обмен на сто тысяч баксов. Таким образом, круг замыкается на “Эре”, так что ваш шантажист у нас, можно сказать, в кармане. Остается только осторожно разузнать, кто из сотрудников службы безопасности “Эры” имел возможность провернуть все это в известный промежуток времени, потом поймать этого умника и надавать ему пинка под зад.
– Красиво, – вздохнул Мещеряков, – но бездоказательно.
– Доказывает суд, – возразил Илларион. – А наше дело маленькое: найти этого “умельца” и дать ему по рукам, да так, чтоб звон пошел.
– Прокуратуру и вообще информационную поддержку я возьму на себя, – сказал Мещеряков. – Ч-черт, не было печали! Как будто больше мне заняться нечем!
– Это все-таки веселее, чем штаны на совещаниях просиживать, – заметил Илларион. – Найди этого клоуна, Андрюха, а уж я с ним, так и быть, сам потолкую о восточной поэзии.
– А я? – обиженно спросил Аверкин. – Выходит, что я получаюсь вроде инвалида, у которого хулиганы пенсию отобрали?
– Ага, – весело сказал Илларион.