Мать. О Барк! Я даже не могла подумать об этом. Было бы очень хорошо! А это удобно, как ты считаешь?
Отец (встает). Пошли.
Они выходят на эстраду для танцев, где несколько молодых пар танцуют быстрый современный танец. Беспомощно потоптавшись на месте, старики возвращаются к столу. Обед уже убран. На столе — графин и две рюмки.
Мать (рассматривает графин). Ты уверен, что это можно пить?
Отец. Надеюсь, что это не полоскание для рта. (Пробует.) Ничего. Пахнет анисовыми каплями.
Мать (пробует). Никогда не пила анисовых капель, но верю тебе на слово, Барк. А приятно выпить после обеда.
Отец. Если это все-таки полосканье, мы совершаем огромную ошибку.
Мать (смеется). Не думаю…
Оркестр играет вальс.
Отец. Вальс…
Мать. Мы бы могли потанцевать. Как ты считаешь, Барк?
Отец. Ты помнишь, мы тогда танцевали именно этот вальс? Он был в моде…
Они танцуют старинный медленный вальс.
Голос дирижера по радио. Джаз-оркестр Карлтона Гофмана желает доброго вечера всем танцующим в этом зале… Мы особенно приветствуем здесь миссис и мистера Купер и специально для них исполняем этот старинный вальс… Сейчас тихий вечер… Забудьте ваши заботы, кружась под этот печальный вальс… Пусть с детства знакомые звуки его напомнят вам о том, что все хорошо… Все хорошо, и сейчас — только девять часов вечера…
И сразу оборвалось обаяние валься. Отец взглянул на часы, старики заторопились к столику.
Расплачиваясь, Отец оставил на чай свой, видимо, последний доллар, и они пошли к выходу, пошли медленно и с достоинством, стараясь не показать никому вдруг охватившего их горя.
Занавес
Перрон. Вагон поезда, готового к отправлению. Входят Отец и Мать.
Отец. Это мой вагон.
Мать. Какой красивый поезд, Барк! Говорят, здесь хорошо кормят, и это входит в стоимость билета. Смотри, не отказывай себе ни в чем.
Отец. Почему ты хромаешь?
Мать. Я надела новые туфли. Так всегда: хочешь одеться покрасивее, жди каких-нибудь неприятностей. Я же не могла пойти провожать тебя в старых туфлях.