Если же значимость жизни и успех определяются в единицах времени, если необходима твёрдая уверенность в счастливом будущем, тогда свободной жизни нет и в помине — ни в настоящем, ни в этом «счастливом» будущем (когда оно наступит). Ибо ничего, кроме настоящего, не существует, и если человек не может жить в настоящем, он вообще не сможет жить никогда. В «Шобогэндзо» говорится:
Это не означает, что следует идти по жизни не задумываясь, но вопрос о том, куда идти, не должен становиться важнее вопроса о том, где ты стоишь, поскольку сам процесс движения не важен.
Таким образом, жизнь в Дзэн начинается с разоблачения несуществующих целей: таких как поиск хорошего без плохого; удовлетворение «я», представляющего собой лишь идею; забота о «завтра», которое так и не наступает. Ибо всё это призраки, — символы, которые только притворяются реальностью. Стремиться к ним — всё равно, что пытаться пройти сквозь стену, на которой с соблюдением всех законов перспективы нарисована дверь. Короче говоря, Дзэн начинается там, где уже не к чему стремиться, нечего приобретать. Нет ничего ошибочнее, чем представлять себе Дзэн как некоторую систему самоусовершенствования или метод превращения в Будду. Как говорил Линь-чжи: «Если человек ищет Будду, он теряет Будду».
Ведь все идеи самоусовершенствования, приобретения или достижения чего-то в будущем основаны на нашем абстрактном образе «себя». Стремиться к их осуществлению — значит придавать этому образу ещё большую реальность. А с другой стороны, наше внеконцептуальное, истинное «я» и без того уже является Буддой и не нуждается ни в каком усовершенствовании. Со временем оно может развиться, но можно ли обвинять яйцо в том, что оно не цыплёнок? Ещё глупее обвинять свинью в том, что у неё нет такой шеи, как у жирафа…
Двустишие из «Дзэнрина» гласит:
Однажды монах спросил Цуй-вэя, в чём суть буддизма. Тот ответил: «Подожди, пока все разойдутся, тогда я тебе отвечу». Спустя некоторое время монах пришёл снова и говорит: «Вот, все разошлись, пожалуйста, ответьте мне». Не говоря ни слова, Цуй-вэй вывел его в сад и подвёл к бамбуковой роще. Монах всё ещё не понимал. Тогда Цуй-вэй произнёс: «Вот высокий бамбук, а вот — низкий!». [2:22]
В «Дзэнрине» это выражено так:
Поэтому то, что можно приобрести с помощью Дзэн, называется у-ши (по-японски — буджи), т. е. ‘ничего особенного’, ведь ещё в «Ваджрачхедике» Будда говорил:
Ни малейшей малости не приобрёл я благодаря Непревзойдённому, окончательному просветлению, и именно поэтому оно и называется «непревзойдённое, окончательное просветление».
Выражение у-ши имеет также значение полной естественности и непринуждённости, лишённой суеты и деловитости. Достижение сатори связывают с настроением, выраженным в древнем китайском четверостишии:
Знаменитые строчки Чинь-юаня гласят:
До того как я тридцать лет изучал Дзэн, я видел горы как горы и реки как реки. Затем, когда я приблизился к пониманию, я научился видеть, что горы — это не горы, а реки — это не реки. Но теперь, когда я постиг саму суть, я спокоен. Я снова просто вижу, что горы — это горы, а реки — это реки. [2:22]
Вся трудность Дзэн — в этом повороте внимания от абстрактного к конкретному, от символического «я» к собственной истинной природе. Пока мы только говорим об этом, пока мы прокручиваем в голове представления о «символе» и «реальности» или повторяем фразу «я не являюсь моим собственным представлением о себе» — мы остаёмся в плену чистейших абстракций. Дзэн выработал метод (упайя) прямого указания именно для того, чтобы разорвать этот порочный круг, чтобы ткнуть нас носом прямо в реальное. Ведь когда читаешь трудную книгу и хочешь сосредоточиться, мысль — «я должен сосредоточиться» — помогает мало; начинаешь думать не о том, что читаешь, а о том, как сосредоточиться. Это же относится к Дзэн. Изучая Дзэн, практикуя Дзэн, не надо думать о Дзэн. Попасть в ловушку слов и представлений о Дзэн — это, по словам древних учителей, называется «вонять дзэном».
Вот почему учителя Дзэн почти никогда не говорят о Дзэн, а сразу обрушивают на нас его конкретную реальность. Эта реальность есть таковость (татхата) нашего природного внесловесного мира. Когда мы видим его таким, каков он есть, для нас не существует добра, не существует зла. В этом мире нет ничего изначально высокого, изначально низкого, изначально субъективного и изначально объективного. Нет символического «я», о котором следует забыть, и нет необходимости в идее «конкретной реальности», о которой следует помнить.
Один монах спросил Чжао-чжоу: «С какой целью прибыл с Запада Первый Патриарх?» (Это формальный вопрос, уясняющий суть учения Бодхидхармы, иначе говоря, самого Дзэн).
Чжао-чжоу ответил:
— Кипарис во дворе.
— Вы, очевидно, пытаетесь показать это средствами объективной реальности?
— Нет, не пытаюсь! — возразил учитель.
— С какой же всё-таки целью прибыл с Запада Первый Патриарх?
— Кипарис во дворе! [5–3:13]
Заметьте, как вышибает Чжао-чжоу из монаха логику, с которой тот подходит к его словам. Когда Тун-шаня спросили: «Что такое Будда?», он ответил: «Три фунта льна!» Юань-ву следующим образом комментирует этот ответ: