Он все равно слышал музыку. Спокойный блюзовый ритм — то громкий, настойчивый, то тихий и мягкий. От страха у Армитажа пересохло в горле: вероятно, сказывалось перенапряжение. Повышенное давление в его годы не редкость.
— Когда прилетим в Кестон, — сдавленным голосом проговорил он, — возьмешь управление на себя.
Контрольная вышка в Кестоне уже ждала их, очевидно, предупрежденная. Голос диспетчера звучал напряженно и деловито. Тумана здесь не было.
На высоте тысячи футов Дэвид со вздохом принял управление, скользнул по пологой дуге вниз и снова поднял машину в воздух.
— Что случилось? — Армитаж повернулся к Дэвиду. Однако он знал, каким будет ответ.
Они облетели еще три аэродрома: на каждом повторялась та же история. По салону начало расползаться беспокойство, и Дэвиду пришлось выйти, чтобы успокоить пассажиров. Это оказалось нелегким делом. Было довольно трудно объяснить, что самолет не может сесть только потому, что капитан и он видят… вернее, думают, что видят…
По пути в кабину мотив тяжелого буги всколыхнул воздух, рыдание какого-то джазового инструмента. Крис оглянулся через плечо: все пассажиры смирно сидели, пристегнувшись к креслам.
— Опять эта музыка, — сказал Крис Дэвид.
Армитаж кивнул.
Какая-то мания, согласились они. Общий страх объединил пилотов.
После очередной попытки приземлиться Армитаж тяжело посмотрел на Дэвида:
— Это один и тот же самолет. Ты заметил? Дэвид молча смотрел на приборную доску.
— Где бы мы ни пытались сесть, нас блокирует один и тот же самолет! Это невозможно!
— Может быть, это мираж?
— Откуда ему взяться в таком тумане? — Армитаж расстегнул воротник. В кабине становилось душно. — Это американский истребитель выпуска второй мировой войны. Сейчас на таких не летают. Если ему и полагается где стоять, так это в музее.
— У нас, — осторожно предположил Крис Дэвид, — какая-то разновидность зрительной галлюцинации.
— Хочешь попробовать?
— Что?
— Говорю, хочешь проверить, действительно ли там самолет?
— Нет. Мы не имеем права так рисковать!
— Ты прав. — Армитаж вытер вспотевшие ладони. — И все-таки нам придется рисковать, и очень скоро. У нас кончается горючее.
Мимо проносились облака. Вверху зияла пустота неба.