— Тише, ты! — бросил вслед ему Олег.
А Раф все уже понял, усмехнулся невесело:
— Не от кого таиться.
Вернулся Димка, сказал, ни на кого не глядя:
— Все. Конец.
Это был конец эксперимента. Пунктуальный Старков отключил поле. Дым над пепелищем исчез, потому что не было пепелища. Печку топили во многих домах — холодная погода, промозглая, — и дым из труб рвался в небо, сливался в мощное серое облако, уходил за деревню.
— Интересно, дойдут они до Черноборья?
Димка задал вопрос без адреса, просто так спросил, чтобы не молчать. И Олег ответил тоже для того:
— Хотелось бы… Теперь и не проверишь: другое прошлое. В нашем вот дошли…
— Дойдут, — убежденно сказал Раф. — Должны дойти.
Он так считал и не верил в иной исход, не мог верить.
— И нам пора?
— Пора.
Пустой обмен словами. Говорить не хотелось, и надо было говорить. Слишком резко оборвалось действие — сразу и навсегда. Слишком многое осталось там, в прошлом. Именно в прошлом: как же иначе назвать? Теперь и у них, у двадцатилетних, тоже было прошлое — далекое и кровное.
— Ты помнишь, где спрятал дублер?
— Помню.
— Надо бы забрать…
— Потом. Успеем.
Машинально вглядывались в мягкую тропу — не осталось ли на ней следов. И другая то была тропа, давно знакомая, потому что бегали по ней из лесниковой избушки в деревенский магазин: за сахаром и за хлебом. И на танцы в клуб, бывало, заглядывали — по той же тропке.
— Сколько мы отсутствовали?
— Как и договаривались: двенадцать часов.
— А кажется — дольше.