— Почему ты не приходишь к нам в дом, как всякий обычный человек?
— Я не обычный человек, — с вызовом сказал Антони. — Совсем не обычный.
— Я думаю, обычный.
Он метнул в нее взгляд, спросил:
— Что-нибудь случилось?
— Нет, ничего. По крайней мере…
Она замолчала.
— По крайней мере? — спросил Антони. Ирис вздохнула.
— Надоело все здесь. Ненавижу. Хочу в Лондон. — Ты скоро уезжаешь, да?
— На следующей неделе.
— Значит, у Фаррадеев был прощальный банкет?
— Никакой не банкет. У них был всего лишь их старый кузен.
— Ирис, тебе нравятся Фаррадеи?
— Не знаю. Не особенно — впрочем, они были с нами весьма приветливы… они были приятелями Розмари.
— Да, — сказал Антони, — они были приятелями Розмари, но как-то не представляется, что Сандра Фаррадеи могла иметь с Розмари дружеские отношения, а?
— Не представляется, — ответила Ирис. Она бросила подозрительный взгляд, но Антони продолжал невозмутимо курить.
Вдруг он сказал:
— Знаешь, что больше всего меня поражает в Фаррадеях? Именно то, что они Фаррадеи. Я их всегда так и воспринимаю — не как Стефана с Сандрой, двух людей, объединенных государственными и церковными установлениями, но как определенную двуединую общность — Фаррадеи. И это более интересно, чем ты можешь себе представить. Два человека с общей целью, общим жизненным укладом, одинаковыми надеждами, страхами, верованиями. И при этом полная несхожесть характеров. Стефан Фаррадеи, должен сказать, человек широкого кругозора, исключительно чуткий к окружающему мнению, ужасно неуверенный в себе и недостаточно смелый. Сандра, напротив, отличается средневековой узостью воззрений, фанатичной преданностью и храбростью, граничащей с безрассудством.
— Он всегда казался мне, — сказала Ирис, — довольно напыщенным и глупым.
— Он совсем не глуп. Обыкновенный несчастный карьерист.
— Несчастный?
— Большинство карьеристов несчастны. Поэтому-то они и добиваются успеха — они стараются сами себе что-то доказать и ради этого из кожи лезут вон, добиваясь признания окружающих.