Ну что ж, он хорошо провел время. И Розмари тоже повеселилась. Они танцевали, словно два ангела, и куда бы он ни приводил ее, мужчины всегда оборачивались в ее сторону. Он благодарил судьбу, что не женился на ней. За каким чертом нужна ему эта красотка? Она даже не умела внимательно слушать. Из той породы девушек, которые ежедневно за завтраком ожидают от вас признания в страстной любви!
Вот сейчас самое время обо всем подумать.
Он изрядно влюбился в нее, так?
Был у нее вроде бесплатного кавалера. Звонил, приглашал, танцевал с ней, целовался в такси. Дурачился до того невероятного, потрясающего воображение дня.
Вспоминается все до мелочей: прядка растрепанных над ухом каштановых волос, опущенные ресницы, за которыми сверкают темно-голубые глаза. Мягкие, нежные, алые губы.
— Антони Браун. Какое славное имя! Он сказал добродушно:
— Имя у меня знаменитое. У Генриха Восьмого был камергер Антони Браун.
— Ваш предок, надеюсь?
— Ну, этого я не стану утверждать.
— Лучше не надо!
Он вскинул брови.
— Я — потомок колонизаторов.
— Не итальянских ли?
— А! — засмеялся он. — Мой оливковый цвет лица. У меня мать — испанка.
— Тогда ясно.
— Что ясно?
— Все ясно, мистер Антони Браун.
— Вам нравится мое имя.
— Я уже сказала. Хорошее имя.
И вдруг неожиданно, словно обухом по голове:
— Лучше, чем Тони Морелли.
Он остолбенел, отказываясь верить собственным ушам. Невероятно! Чудовищно!