Тон говорящего тверд и холоден. Возражения отпадают сами собой. Превозмогая рвотный позыв, проглотила и тут же закашлялась.
— Терпи — это лекарство.
— Лекарство от чего?
— У тебя жар. Воспалилась рана на боку.
— Рана?
— Нож пробил флягу и задел левый бок, его кончик остался в ране.
— Я ничего не чувствую.
— Я обезболил этот участок и вытащил осколок.
Голова кружилась, все расплывалось, и я с трудом фокусировала взгляд на тени с мерцающими зелеными глазами.
— Спасибо, — мой шепот был еле слышен.
— Ты могла умереть, — мужчина отвернулся, но лишь для того, чтобы взять какую-то тряпку, промокнуть в водоеме, отжать и водрузить компресс мне на голову, — неужели нельзя было остановить меня и сказать, что ты ранена.
— Я не знала.
— Не знала?
Память услужливо вернула в темноту ночи, где мы с Лельтатисом отчаянно сражались за свои жизни. Боль — резкая пронзительная и беспощадная, но нет времени даже понять, что я ранена. Непроглядная тьма и зеленые мерцающие глаза эльфа, как маяк в этой жуткой ночи.
— Ну, да, вроде что-то кольнуло в бок, но я подумала, что это край фляги.
— Мы долго шли… Почему я не почувствовал кровь?
— А должен был? — опешила я.
По-видимому, затянувшееся молчание, можно растолковать, как ответ положительный. Мысли в голове перестали носиться, как светлячки в банке, и я с иронией подумала, что у эльфов, оказывается не только сверхслух, но и сверхобоняние. Нелегко им, наверное, живется.
— На нас было столько крови, — поморщилась я, — и своей и чужой.
— Думаешь, я не могу отличить человеческую кровь от темноэльфийской? — возмутился эльф.
Свое недовольство Лель проявил весьма эмоционально, схватил за подбородок, и заставил смотреть ему в глаза. «Уже боюсь», — с ленивым весельем подумала я.
— Бог с тобой, — вяло сопротивляясь, улыбнулась ему, — кто я, что бы понимать в таких тонкостях.