— Значит, все же есть надежда, — произнес Эзраки.
— Узахар выступит против Кнуда Хэгстада из Железных Рыцарей, а юный Датан будет биться с чемпионом Пуха, — сообщил Гедеон. — Нелегко скрещивать мечи с теми, кто избран носить цвета легиона. Но здесь, на мире, завоеванном первой ротой, Кулаки защищают свой титул… Мне сложно просчитать наши шансы. Даже если они победят, им придется встретиться с проклятым Багровым Кулаком в следующем раунде. И здесь наши шансы приближаются к нулю.
— Значит, — произнес Эзраки, — время настало.
— Я сам выйду на арену, но это лишь докажет отчаяние наших братьев.
— У тебя нет выбора. Отдай приказ, позволь мне выпустить Кнута, — настаивал апотекарий.
— Я никогда не позволю этого, — прорычал Гедеон. — Он проклят. Сам Дорн покарал бы его, будь он жив. Пусть он сгниет, мне все равно. Тьма — его удел, и я не избавлю его от агонии.
Тьма заняла мое место. Я никогда не был внутри нее, но я хорошо знаю тьму. Разум и тело заполняются драйвом. Что-то, не относящееся к генетическому наследию, обрядам посвящения в Орден и усиленным чувствам, ревет в моих венах. И этот момент кажется самым живым и естественным за всю мою жизнь. Каждая молекула моего естества посвящена этому процессу. Тьма окружает меня, отгораживая от реального мира. Все: от стен до пола — словно накрыто пеленой. Я пытаюсь сосредоточиться, но все, на чем я останавливаю взгляд, превращается в орущую тень. Я гадаю о лабиринте кошмаров этого места, держа оружие в руке. Которое жаждет и окрашено не моей кровью. Братья, погибшие и живые, сражаются вокруг меня. Стрельба. Смерть. Я слышу отдаленные крики боли. Я не могу расслышать слова, но знаю, что они пропитаны ядом и спокойным благоразумием. Звон стали наполнил воздух, лишь шум болтерного огня прерывал его. Я — на поле, окутанном дымом. Забираюсь на вражеский транспорт, неся духовность в мир демонов. Каждая моя битва пролетает одна за другой. Смерть и враги. Цвета разрушения меркнут, пока не остается лишь чернота. Мои сердца колотятся в унисон. Я бегу. От страха, но не за себя. Пустота тьмы готова поглотить мою душу. Кровь растекается по телу. Меня ждет битва. Я дрожу, но не от страха, а от ожидания. Я воин до последней молекулы моего тела. Я был создан убивать за что-то, что важнее, чем я, служить Всеотцу мечом, болтом — до последнего вздоха.
Я живу за братьев, жизнь которых я прервал. Их тела раскиданы по руинам, одно на другом, а я стою на самом пике этой кучи. Могучие братья лежат раздавленными и изогнутыми телами. Их божественная плоть безмолвна. Братоубийство закончилось. Колокол битвы завис над их телами. Их оружие украшает меняющуюся поверхность. Как и мое. Злой рок настиг меня. Боль и чувство утраты такие четкие, что моя душа разрывается на части. Словно ужасающая туманность, прорвавшаяся сквозь историю галактики и мою собственную, Тьма настигла меня. В какой-то момент в пустоте возник свет. Император Человечества здесь, со мной, в этом безнадежном месте. Его присутствие и наследие — маяк в темноте. Лишенный сил, смотрю на него. Я иду навстречу его мощи. Колеблясь. Будучи в неведении. Словно ребенок. Момент накрывает меня, и слезы градом текут по моим измазанным в крови щекам. Затем звезда в прекрасное, но короткое и грустное мгновение, исчезает, маяк растворяется. Я падаю на колени и плачу, не в силах сдержать эмоции и что-либо изменить. Звезда исчезла. Свет пропал. На его месте — мертвая пустота, сотрясаемая ударной волной, вызванной взрывом. Все, что осталось — глубокая печаль сироты-ангела. Мои сердца чувствуют его бессмертную грусть. Рогал Дорн. Утрата моего отца. Моя утрата — его утрата. Я чувствую то же, что и он, когда стоял перед Императором. Я знаю его страх и страдание. Этот момент сомнения и ужасающая возможность становятся моим вечным проклятием. Оно пронизывает меня своим отчаянием. Я ухожу глубоко в себя и нахожу там безграничную тьму. Империум без Императора. Человечество без отца. Бесконечность без направления. Тьма Дорна. Я реву в отрицании, словно младенец, которого только что достали из утробы. Я падаю на колени. Холод обволакивает меня. Я дрожу. Я знаю только страх и ярость в пустом космосе, свободном от ответов. Передо мной фигура. Я не видел ее прежде. Она здесь и в то же время не здесь. Бронированная тень, появившаяся из тьмы и выделяющаяся на фоне пустоты. В отличие от мрачного окружения или Императора, его присутствие затмевается его собственным превосходством. Шаги пришельца медленные и размеренные, и он идет ко мне. Угроза, как и его размеры, увеличивается. Союзник? Враг? В них нет недостатка на поле брани. Я стою на коленях, так как мои ноги стали частью поля. Мой разум заполнен печалью. Я наблюдаю. Я — в отчаянии. Призрак приближается. Его броня — цвета самой черной ночи. Каждый ботинок окутан призрачным пламенем. Я смотрю на эти раскаленные шаги по покрытому льдом металлу палубы. Фигура останавливается и смотрит на меня. Передо мной Ангел Смерти. Брат извне. Лишенная символов ордена, броня похожа на могилу, кошмар из ребер и костей, скелет на поверхности священной брони. Лицевой щиток шлема смят, отсутствует кусок керамита. Бело-синяя часть черепа смотрит на меня. Блестит штифт за безупречную службу. В пустых глазницах — неестественное пламя. Безупречные зубы, злобно стучащие в унисон.
— Что ты? — вопрошаю я, собрав все свое мужество.
Незнакомец молчит, но вытягивает вперед перчатку цвета ворона. Кость виднеется сквозь дыру в районе пальца. Я с ужасом наблюдаю, как перчатка приближается к моему лицу. Она трогает меня. И я кричу.
Труп-капитан Гедеон ступил на пол каменного коридора. Закрыв за собой дверь, Сдиратель расправил свои широкие плечи и прислонился к холодному металлу двери. Гедеон слушал звон клинков, раздававшийся с арены и отражавшийся от доспехов офицеров Адептус Астартес, стоящих за оградой. Апотекарий Эзраки подошел к капитану. Он вытер кровь с рук хирургическим полотенцем и взглянул на корпус-капитана.
— Узахар?
— Порезан по самые ребра, — ответил апотекарий, его голос гулом отдавался от стен подземелья. — Он будет больше похож на куклу с кучей швов, чем на человека, когда я закончу.
Гедеон повернул голову и прислонил ухо к металлической двери. Звон клинков стих. Судья вынес решение. Даже стоя за дверью, корпус-капитан понял, что Датан проиграл.
— Еще один пациент для тебя, — произнес Гедеон, повернувшись к пожилому апотекарию.
Стирая кровь, Эзраки посмотрел в глаза капитана.
— Труп-капитан…
— Я знаю, — произнес Гедеон, признавая неизбежное. — Я бы не сделал этого, если бы мы не проигрывали в самом начале. Я не могу вернуться ни с чем на Эскару. Я обещал магистру Ишабоду победу, чтобы воодушевить наших братьев в эти темные времена. Я не могу вернуться с пустыми руками и сердцами. Новости о нашей неудаче завершат дело, начатое Альфа Легионом. Я думаю, что разочарование добьет его, Эзраки.
Апотекарий покачал головой.
— Кезия Ишабод — величайший Сдиратель в истории Ордена. Этим бронированным змеям Альфа Легиона повезло, но даже они, своей ложью и проклятыми приемами, не отнимут его у нас. К тому же, он сейчас на Эскаре, с нашим лучшим медиком, верховным апотекарием.
— Я не смогу смотреть в глаза нашему магистру и говорить, что я сделал все, что было в моей власти, чтобы обеспечить победу, которую я потерял.
Гедеон принял решение.