— Благодарю вас, ваше величество. Что касается Думы... Как я вам уже докладывал, Думу полагал бы необходимым распустить.
Государь согласно кивнул, взял приготовленную папку и протянул ее Александру Дмитриевичу.
— Я заготовил соответствующий указ. Передайте его председателю совета министров. Но... Пусть обнародует его именно в тот момент, когда положение к тому обяжет. Ни раньше, ни позже. Число проставите сами.
Государь встал из-за стола, поднялись и мы. Александр Дмитриевич горячо пожал протянутую ему руку государя и вышел из комнаты.
Государь подошел к брату, они обнялись.
— Миша,— сказал государь, улыбаясь,— гони ты от себя Родзянко и прочую сволочь. Они меня пугают, но я не боюсь. Пока мы вместе, бог с нами.
— Миша,— государыня протянула князю руку,— я так люблю смотреть в ваши глаза, когда они веселы.
— Благодарю вас, ваше величество.
Государь и государыня проводили князя до дверей. Наконец-то мы остались одни, и государыня смогла дать волю своему раздражению.
— Вот,— сказала она,— вся твоя семья ненавидит нас. Интриги, заговоры. Я уверена, что Михаил тоже замешан... Ты заметил, как он убрал лицо в тень? Если бы не Протопопов...
— Я прогоню его,— тихо сказал государь, думая о чем-то своем, и добавил, увидя встревоженный взгляд государыни: — Да, да, Протопопова. Но не сейчас, потом. Я дам ему отставку после того, как он сделает свое дело.
И государь, довольный собой, тихо рассмеялся. Мы сначала были удивлены таким поворотом его мысли, но потом, поняв всю глубину его замысла, засмеялись вместе с государем.
— Как я люблю тебя в такие минуты, Ники! — воскликнула государыня.
— И пока он будет делать здесь свое дело,— государь сделал неопределенный жест рукой,— мне не след быть здесь.
— Ну вот,— улыбнулась государыня,— теперь все стало на свои места... И отъезд тоже.— Она кивнула мне, и мы надели на шею нашего дорогого государя простой серебряный крестик на длинной цепочке.
— Это нашего друга Григория,— прошептала государыня тихо и проникновенно.— Возвращайся скорее.
— Река войдет в берега, и вернусь. Пойдем к Алеше.
И пока мы шли длинными коридорами в детскую, государыня горячо говорила:
— Ники, я восхищена тобой! Россия, слава богу, не конституционная страна. Не позволяй им наседать на тебя. Будь властелином, будь Петром Великим, Иваном Грозным, императором Павлом, сокруши их всех.
Мы вошли в детскую. Государь поцеловал спящего сына, а государыня продолжала говорить.
— Люди мне давно говорили: России нужен кнут. Будь тверд, покажи властную руку. Я благословляю тебя, Ники!
Меня охватило трепетное волнение. Эти слова мне показались вещими, и я тоже осенила государя, пожелав ему мысленно расправиться со всеми врагами. На вокзал я решила не ездить, зная, что моя поездка будет лишний раз фальшиво истолкована клеветниками. Простилась я с ним, по обыкновению, в зеленой гостиной. Государь сказал, что прощается ненадолго, что через десять дней вернется. Я вышла потом на четвертый подъезд, чтобы увидеть проезжавший мотор их величеств. Он промчался на станцию при обычном трезвоне Федоровского собора. Дворец сразу опустел, стало неуютно. Жизнь била в нем ключом только тогда, когда он был дома.