Голицын. Указ о роспуске Думы. Пока без даты. Я уполномочен государем проставить ее в тот момент, который сочту необходимым... Это я про запас. Так что давайте поговорим по-хорошему. Нельзя же все время жить на ножах. Лучше употребите престиж Думы для успокоения толпы. Надеюсь, хоть в этом вы с нами солидарны?
Родзянко. Безусловно, успокоение необходимо, но...
Протопопов. Не надо, дорогой Михаил Владимирович... Ответьте мне прямо только на один вопрос. Взбунтовалось хулиганье, а совсем не мирные граждане, и если для его успокоения мы будем вынуждены применить оружие — как вы лично и ваши думские коллеги отнесутся к этому?
Родзянко. Видите ли... Мы не обсуждали... И я...
Протопопов. Отвечайте прямо!
Родзянко. Но существуют ведь и другие способы для разгона толпы. Мне говорили, что можно использовать для этого пожарные машины...
Xабалов (начальник Петроградского военного округа). Использование пожарных машин для разгона толпы запрещено существующими инструкциями. Есть мнение, что окачивание холодной водой приводит к обратному действию именно потому, что возбуждает...
Глобачев (начальник отделения по охранению общественной безопасности и порядка в столице). Да уж лучше старые испытанные методы...
Родзянко. Меня все эти детали совершенно не интересуют. Я прошу не вмешивать меня в ваши дела. Вы довели страну до крайности — вам и расхлебывать. (Покидает заседание.)
Протопопов. Трус. А еще претендует на кресло премьера... Зря вы, Глобачев, расходуете столько денег на слежку за этой публикой. Все эти «прогрессивные» деятели столь же трусливы, сколь и безопасны. Милюков в Англии правильно сказал о своей кампании — «оппозиция его величества», а не оппозиция его величеству. Оппозиция в родительном падеже. Они прекрасно понимают, что могут играть в политику и болтать сколько угодно лишь при условии, что мы будем охранять порядок и следить за тем, чтобы господам либералам не побили стекла.
Голицын. Полагаю, мы можем продолжить обсуждение наших дел.
Протопопов. То, что я говорю, имеет прямое отношение к нашим делам. Опасения, которые тут высказывались, неосновательны, и положение не столь драматично. Руководители беспорядков за эти дни выявлены вполне. Не так ли?
Глобачев. Так точно. Мы составили списки...
Протопопов. Полиция достаточно хорошо вооружена. Наконец, в нашем распоряжении гарнизон...
Xабалов. При нужде можно выставить не менее 30 тысяч солдат с артиллерией и бронированными машинами. Полагаю, этого более чем достаточно.
Голицын. К сожалению, мы все плохо информированы, но мне кажется, что вы преуменьшаете значение событий... Господин Хабалов, вам телеграмма от государя.
Хабалов. Мне? Господа, прошу внимания... (Читает.) «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией. Николай». Господа, как же так? Почему именно мне? Как, завтра же? Когда кричат «давай хлеба» — дал хлеба, и кончено... А когда на флагах «долой царя» — какой же тут хлеб успокоит? Разрешите стрелять, тогда другое дело, завтра же бунт прекратим...
Протопопов. Я полагаю, что телеграмма государя дает нам для этого необходимую санкцию. Теперь я могу ввести вас в курс дела... По моему поручению город разделен на особые районы, охрана которых поручена опытным начальникам из воинских частей. Все надежные части гарнизона расписаны по этим районам. Господин Хабалов, завтра с утра вы начинаете действовать согласно плану. Предупреждайте троекратным сигналом, а затем открывайте огонь.
Голицын. Завтра же я введу в действие государев указ о роспуске Думы.
Беляев. Необходимо оповестить рабочих, что, если они не прекратят беспорядки, все подлежащие призыву и пользующиеся отсрочками будут немедленно мобилизованы и отправлены на фронт.
Хабалов. Если всех на фронт — кто снаряды делать будет? Сами, что ли?
Глобачев. Заводы сейчас все равно не работают, их превратили в революционные клубы. Надо закрыть их дня на три. Это лишит массу информационных центров, где опытные ораторы электризуют толпу и дают всем выступлениям согласованность и организацию.