Пижону много не надо, чтобы название прилепить Он, кажется, без названий жить не может То, что Зверь иногда разделял с Готом и Улой вечернюю трапезу, и Зверь-то немцем не был, Азата ничуть не смутило. А что его, скажите на милость, может смутить? Он ведь журналист. Скажет как отрежет.
Ладно, административный корпус, переименованный в рейхстаг, это еще куда ни шло. Но обозвать жилой отсек командира «рейхсканцелярией»… И ведь даже бить мерзавца бесполезно. Прилипли названия – теперь не отмоешь.
Гот хмыкнул. Улыбнулся задумчиво.
Окаймленный с двух сторон корпусами цехов, а с третьей – неприступной стеной скал, лагерь выглядел… уютно. Да, именно так. Кому-то, конечно, такой уют сомнительным покажется, но на взгляд Дитриха, четкость и стройность линий, продуманная оборона и, что немаловажно, стерильная чистота гладкого камня были для уюта необходимыми составляющими. Здесь. На Цирцее. Дома, конечно, можно позволить себе что-нибудь менее однообразное. А тут развлечений хватает за пределами периметра.
Что ж, все хорошо. Пока. Все пока в порядке. И можно подняться выше. Над горами. Над планетой. Оторваться от нее хотя бы ненадолго. Не место пилоту на земле, да только куда с нее, проклятой, денешься?
…Утром на плоскости ляжет роса,
Грянет время «Ч», а пока
Аэродромная колбаса
Наполняет ветром бока.
Ты будешь вторым, ты всегда хотел
Быть с курносым небом на «ты»,
Твой самолет все летел, летел
И обломал о звезды винты…
Хорошо здесь. Ветер. Совсем не такой, как в горах. Море шумит. Алая лента бликов стелется под солнечный шар. Ни облачка в небе, погода самая что ни на есть летная, и вместо буйных красок восхода четкая, будто в мультфильме, картинка. Небо – синее. Солнце – алое. Только вода позволяет себе играть всеми оттенками – от кармина до темной зелени, – то тут то там накладывая на бегущие волны стремительные, тут же исчезающие мазки красок.
– Буровая к запуску готова, – доложил Зверь.
– Очень хорошо. – Гот попытался не улыбнуться, но так просторно и свежо было здесь, между морем и небом, что попытка успехом не увенчалась. Пятеро бойцов старательно хмурились, глядя на довольного командира. Им без команды радоваться не полагалось. А хотелось. Вкалывали всю ночь, не жалея ни себя, ни строительных роботов. Зверь с самого начала задал совершенно дикие темпы, в которые укладывались едва-едва, каждый день и каждую ночь подходя к пределу, но так и не миновав его, а уж сегодня, когда дело пошло к завершению, сержант сам на своих людей диву давался. Их не то что поторапливать не приходилось – их останавливать было впору.
Нет, он не останавливал. Зачем?
– Вольно, – негромко скомандовал Гот. Посмотрел на Зверя, единственного, кто был сейчас чужд любых эмоций. – Вы отлично поработали, сержант.
– Благодарю.
– Запускайте буровую.
– Есть!
С вертолетной площадки по узким гремящим лесенкам – в аппаратную, где все еще пахло сваркой, и этот запах странным образом накладывался на запах ветра и моря. Мониторы по стенам, вид из камер наружного наблюдения, показатели приборов, мерно помигивающие столбцы чисел.
– Вообще-то она автоматическая, – Зверь проследил на правление взгляда командира, – но эти данные лишними не будут. Кинг тут помудрил, теперь четырежды в сутки на плато будет приходить отчет о работе систем. Если что не так, станция пошлет экстренный вызов.
– М-да, – вздохнул Гот, снова оглядев мониторы. Он чувствовал себя старым генералом, перед которым отчитываются о работе нового боевого болида. Доводилось видеть таких начальников. В глазах внимание, в душе – смятение. Ничего из объяснений старый хрыч не понимает, но положение обязывает.