Представляю себе, что ты подумала, когда расхождения в данных нашла.
– Мне нужно было спросить у тебя.
– Ага, конечно, – Зверь кивнул. – А если б я убийцей оказался?
– Убийцей? Ты? – фыркнула Ула. – Не смеши меня, сержант! Ты от Фюрера-то до сих пор не отошел, хотя там все сделал правильно, и спас всех, и вообще… Нет, я тебя не боялась. Просто Дитрих – командир. И я подумала, что в первую очередь нужно…
– Ты хочешь оправдаться перед собой или передо мной? – прервал ее Зверь. – Если это нужно для тебя – я слушаю, объясняй. Если для меня, так я еще раз повторю: ты все сделала правильно.
– Я должна была предупредить, что использую сканер.
– Ничего ты не должна. – Он поморщился. – С чего бы вдруг? У тебя свой интерес в этом деле, тебе позарез нужно выяснить, что я из себя представляю, а я всеми правдами и неправдами пытаюсь этому помешать. Понятно, что ты предпочитаешь не спрашивать разрешения. Тем более что знаешь – спрашивать бесполезно. Все равно не позволю.
– Не позволишь?
– Нет. – Он покачал головой. – Извини, но мне все это давно поперек глотки.
Она кивнула понимающе. Еще бы, с такими-то странностями Зверя и вправду с самого детства допечь должны были.
– Ты всегда был таким?
– Сколько себя помню. И давай на этом закончим, хорошо?
– Ладно, – Ула слезла с кресла и устроилась рядышком со Зверем, – я больше не буду, – пообещала она, утыкаясь носом ему в плечо.
Только с ним… только с ним можно чувствовать себя маленькой, слабой, беззащитной и защищенной. Он самый сильный и самый умный, и самый добрый, да. Он все понимает, все знает… С ним хорошо. Господи, спасибо тебе за то, что он есть! Будь он хоть кем угодно! Она обещала, никогда больше. И так оно и будет. Никогда. Разве что он сам разрешит. А если нет – пускай.
Зверь поцеловал ее в висок, зарылся пальцами в густую теплую копну рыжих… каштановых кудряшек.
Совсем, палач, с ума сошел, да? Трясешься над этой девочкой, как… как над «Муреной». Вместо того чтоб нервы ей мотать, больно делать, как батарейку использовать, ты сам с ней силой делишься. Зачем?
Понятно зачем. Без Улы здесь все пропадут. Но проклятие! Как же недостает опыта нормального, человеческого общения с женщиной! Ведь люди это умеют. Любой из них это умеет, лучше или хуже, но знает, как и что нужно делать. Знает, а не задумывается над каждой ситуацией, выстраивая ее, как партию в шахматы.
А ты Зверь? Тебе что, так не дано?
Нет, наверное. Это человеческое умение, зверям оно обычно ни к чему.
Дожди, нередкие на море, повинуясь каким-то неведомым, но гнусным погодным законам, проползли вдоль хребта и добрались до плато. Где, судя по всему, решили остаться надолго.
«Не навсегда, я надеюсь», – думал Гот, каждое утро выглядывая из дверей жилого корпуса и бросая печальный взгляд на небо. Серое небо, затянутое сонными тучами.
Это стало недоброй традицией – открыть дверь и сначала выглянуть на улицу, поморщиться недовольно, а уж потом выходить. Все так делали.
Если Зверь не видел.
При нем как-то неловко становилось. Ну дождь. И что? Подумаешь, невидаль – вода с неба. На то и джунгли.
Работали неохотно. Вяло. То ли текучка заела, то ли ненастье. Даже Цирцея словно задремала под одеялом влаги – ящеры не летали, кусты и деревья тоже перестали одолевать визитами. Очень уж скользко на мокрых камнях. Только крысозавры изредка появлялись на границах минного поля. Но и те старались не отходить далеко от леса. То ли поняли наконец, что такое мины, то ли неуютно им было под дождем.
Скорпионы – главная напасть – вообще исчезли.
– Может, закончились? – высказал как-то предположение Гот. Плохое он время выбрал: и Зверь и Джокер оба рядом оказались.