Спустя пару минут в раскрытую настежь дверь кабинета заглянула Дженни.
– Где? – не утруждая себя ненужными уточнениями, сходу поинтересовалось руководство.
– У Измайлова часовая готовность. Детей отправили на охоту поглядеть.
– Это хорошо, – одобрила Дженни. – Курить пойдём?
Курили мы чуть в стороне от главного входа. Лёшка, как обычно, захватил с собой пакет с печеньем – местные белки, чувствовавшие себя на окраине города весьма вольготно, прибегали сразу же, как только видели сидящего на скамейке человека. Мы всё гадали, когда обнаглевшие животные начнут стучаться в окна.
– Что думаете? – Дженни откинулась на спинку скамейки, подставляя лицо тёплому осеннему солнцу.
– Думаю, все останутся, – подумав, ответил я.
– Рано, рано ещё говорить, – лениво возразил Лёшка, пока осторожная белка тырила из его протянутой ладони кусочки печенья. – Два дня только прошло. Я бы сказал, что рассчитывать мы можем на двух или трёх. Но вот надолго ли?
Через стеклянные двери главного входа было видно, как в вестибюль спустилась Оленька. Оглядевшись и заметив нас, девушка, чуть поколебавшись, вышла на улицу.
– Я не помешаю? – чуть смутившись, спросила она.
– Конечно нет, садись! – немедленно отреагировал мачо-колобок. Променянная на стажёрку и оскорблённая в лучших чувствах белка, громко вереща, ускакала на соседнюю сосну.
– А о чём вы говорите?
– О вас, – невозмутимо ответила Дженни. – Прикидываем, сколько стажёров останется после испытательного срока.
– Мы будем стараться, мы не подведём, – возмущённая горячность девушки была понятной. Попасть в Центр было не просто, все кандидаты проходили серьёзный отбор. И, разумеется, все они мечтали работать у нас, хоть где-нибудь.
Просто Оля ещё не понимала.
– Не в том дело, – Дженни потянулась, распрямила спину и вдруг как-то очень серьёзно посмотрела на девушку. – Никто и не сомневается, что каждая из вас сдаст необходимые зачёты и нормативы.
– А в чём же тогда это самое «дело»?
– У нас, на самом деле – тяжёлая, выматывающая и непопулярная работа. Нужная, важная, но почти незаметная. Это сейчас стажёру кажется, что отдел и должность не играют никакой роли, ведь он же работает в Космосе. Но уже через пару лет человек осознаёт, что о нас не упоминают в новостях, мы не совершаем научных прорывов или героических подвигов. Он понимает, что про него не снимут фильм, не напишут песню, не позовут провести школьный урок… да даже простеньких стихов в стенгазете к 12-му апреля не будет. Его ждёт лишь маленький мирок, о котором слышали только специалисты и коллеги. И он начинает искать новую должность, отдел, в котором будет место его амбициям. Свершениям, благодарственным грамотам, премиям, переходящим вымпелам, медалям и фотографиям крупным планом на доске почёта.
– И тогда все уходят? – негромко спросила Оленька.
– Конечно не все, – возразил я.
– Уходят только, эти, как их? Коммуникабельные, активные, целеустремлённые, исполнительные, быстрообучаемые, стрессоустойчивые и желающие работать в команде, – Лёшка попытался выдержать серьёзный тон, но под конец захрюкал, пытаясь скрыть смех. – А остаются одни раздолбаи, вроде нас. Те, у кого в жизни есть не только трудовые подвиги в передовицах и показной героизм.
– Зато у вас весело, – стажёрка улыбнулась.