Во время высадки в самоубийственном полете в трюм примчалась пара кораллов — прыгунов, которые каким-то образом обманули энергетические шиты транспорта. Сделав крутой разворот на палубе, они взорвались, стукнувшись о противоударный щит, который вовремя подняли. Несколько беженцев и членов команды были убиты, еще два десятка — ранены.
Две помощницы Леи, которые оставались на борту транспорта, поспешили к ней, когда она поднималась с замусоренной кораллами палубы. Она ясно дала понять, что она думает об их попытках убрать волосы с ее лица.
— Вы обеспокоены моей прической, — гремела она, — когда людям здесь нужна немедленная медицинская помощь?
— Но ваша щека, — произнесла одна из женщин, раздосадованная.
Лея совсем забыла о шрапнели. Рука сама по себе повторила движение, которое она делала на планете, прослеживая кончиками пальцев приподнятые края от раны, которая теперь открылась. Она устало выдохнула и села на палубу, скрестив ноги.
— Извините.
Она молча позволила, чтобы рану обработали, неожиданно осознав, насколько она устала. Когда подошли Ц-3ПО и Олмахк, она сказала:
— Не могу вспомнить, когда в последний раз спала.
— Это было пятьдесят семь часов шесть минут назад, госпожа, — предоставил информацию Ц-3ПО. — Стандартного времени, разумеется. Если вы предпочитаете иначе, я могу выразить продолжительность другими отрезками времени, в таком случае…
— Не сейчас, Ц-3ПО, — слабо запротестовала Лея. — На самом деле, может быть, тебе лучше погрузиться в масляную ванну до того, как твои двигательные части застынут.
Ц-3ПО, почти подбоченясь, склонил голову набок.
— О, спасибо, госпожа Лея. Я начал бояться, что больше никогда не услышу этих слов.
— А ты, — приказала Лея, взглянув на Олмахка, — позаботься о том, чтобы смыть эту йуужань-вонгскую кровь с подбородка.
Ногри что-то свирепо проворчал, отрывисто кивнул и двинулся вместе с Ц-3ПО.
Пятьдесят шесть часов, подумала Лея.
По правде говоря, она не спала крепко с тех пор, как Хэн покинул Корускант почти месяц назад. Не проходило дня, чтобы она не думала, чем он занимается, хоть он и якобы искал Роа, своего бывшего наставника, которого, как и членов разбросанного клана его нового друга-рина, схватили йуужаньвонги во время набега на орбитальный комплекс Орд Мантелл, «Колесо Фортуны». Возможно ли, думала Лея, что Драма, которого упомянули на Гиндине, был тем же рином, с кем неожиданно стал общаться Хэн?
До нее доходили доклады о том, что «Тысячелетний сокол» видели то в той, то в этой системе, но Хэн с ней лично еще не связывался. Он не был прежним с тех пор, как умер Чубакка, — никто не был, особенно из-за того, когда это произошло, в начале нашествия йуужань-вонгов плюс в значительной степени по их вине. Естественно, что Хэн переживал смерть Чуи больше, чем кто-либо другой, но даже Лея была удивлена направлением, которое он выбрал — или которое его вынудило выбрать его неизбывное горе. Где раньше Хэн всегда был весело-проказливым, теперь в нем была раздражительная серьезность. Анакин стал первой мишенью гнева своего отца; постепенно его жертвой пали все, кто был близок Хэну.
Специалисты говорят о стадиях горя, как будто можно ожидать, что люди, как по инструкции, будут переходить от одной к другой. В Хэне стадии перемешались — злость, отрицание, отчаяние — без намека на то, чтобы смириться, не говоря уже о том, чтобы принять горе.
Удрученное состояние мужа — вот что беспокоило Лею больше всего.
Хоть он и первым стал бы это отрицать — причем шумно, его горе подпитывало некоторый рецидивизм, возвращение прежнего Хэна: одинокого Соло, который защищал свою чувствительность, держа всех на расстоянии вытянутой руки, который заявлял, что его не волнует никто, кроме него самого, который позволял возбуждению заменять чувство.