Варя тянула влево, куда уходил Байкал, — на юг, на юг.
Плоский заснеженный берег и ледяное зеркало уходили тоже на юг, терялись в пространстве и в сиянии дня. Варя смотрела туда, и Константин отметил в ее глазах рассеянное, смутное выражение.
— Слушаешь? — спросил он.
— Да.
— Что слышишь?
— «Нордическую сюиту» Грига…
А потом солнце пошло на склон. Стали меняться цвета Байкала. Синева зеркала потемнела, снежные наносы приобрели оранжевый цвет, стали похожи на лисьи хвосты. А вода подо льдом почернела, как вороненая сталь.
И опять Константину что-то почудилось из прошедшего опыта. Он взглянул на Варю. Рассеянность исчезла с ее лица, над переносицей появилась морщинка. Варя о чем-то думала.
— О чем ты? — наклонился к ней Костя.
— Мы, — заговорила она, — когда шли сюда, перечислили все, что видели сегодня в опыте: небо, тополя, стену. Буквы.
У Кости снова шевельнулось в душе что-то недосказанное, подспудно тревожащее.
— Но мы, — продолжала Варя, — не сказали о том, что мы почувствовали.
— Да, да… — Костя мучительно вспоминал.
— А может, мы боялись признаться?
— Варя…
— Тогда я скажу, Костя, чтобы все это не мучило тебя и меня: нам в лицо оттуда, от тополей, пахнуло зноем летнего полдня!
Они вернулись в поселок так же, как и вышли, — пешком.
На крыльце общежития их встретили девушки — Варя с некоторыми познакомилась вчера, разговаривала.
— Новые постояльцы? — обратились девчата к Варе и Константину. — Где вы ходите целый день? Вы, наверно, и новость не знаете?
— Какую новость?
— Наши ребята побывали в двадцать первом веке!
— Что? — спросил Костя.