И подумала, что, кажется, раньше ни разу не видела на лице Себастьяна настоящего удивления.
— Теперь она вспомнит, — сказала Эльвира.
— Ненадолго, — ответил Себастьян. — Думаю, она быстро поставит новую стену.
В ушах Эльвиры прошелестели крылья мёртвых бабочек.
— Нет, — произнесла она.
— Нет? — переспросил Себастьян.
— Ты же видел, — сказала Эльвира. — Она умрёт, если оставить, как есть. Или запах горя почует новый пожиратель, и тогда она всё равно умрёт.
— Чего ты от меня хочешь? Я сделал, что мог.
— Ты — да, — согласилась Эльвира.
— Мне не нравится эта идея, — проговорил Себастьян после паузы.
Женщина на кушетке вздрогнула. Не открывая глаз, глубоко вздохнула и сказала:
— Эли…
— Да, — ответила Эльвира, наклонившись над кушеткой. — Да, мама.
23 декабря 1991 г.
Лето стояло жаркое, сухое. В небе парил орел — большой и жестокий.
— Орел злая птица, — сказала мне сестра. — Он убивает слабых, питается их кровью. Вот и шулма как орел: тоже убивает слабых. Убийство ей в удовольствие. Человек не должен быть таким. Ты понимаешь, Санджи?
— Понимаю, — сказал я. — Но мне всё равно.
К словам сестры я прислушивался крайне редко. Такой уж был у меня воз-Раст. Я подхватил мешок с кизяком, и мы с сестрой пошли обратно в хотон. Топлива на сегодня мы собрали достаточно.
А где-то далеко в степи табунщик Салакин проводил взглядом орла и вздохнул. Он был хорошим охотником, наверное, лучшим в хотоне, однако, и ему летом не везло на добычу. Салакин подумывал даже подстрелить орла. Мясо несъедобное, конечно, но хоть какое-то удовольствие от охоты.
Салакин поднес ладонь к глазам и стал смотреть на солнце, почти не щурясь. Внезапно вдалеке мелькнула тень. Салакин насторожился. Он быстрым, мягким шагом подобрался к добыче. Ею оказался журавль — но журавль необычный: легкий, воздушный, почти что призрачный, с черно-золотым оперением и венчиком пуха на голове, напоминающим корону.
Салакин хищно улыбнулся.
Он наложил стрелу на тетиву и вдруг остановился, задумавшись. Жалко было убивать столь красивого журавля. Да и боязно: мало ли что, вдруг это не журавль, а шулма, страшна я степная ведьма в обличье птицы. Но азарт оказался сильнее. Салакин спустил тетиву.